Ревнитель веры (СИ)

— Имеет смысл, — хмыкнул Этьен. — Но… Я даже не знаю. Это все так… Так глупо. Ни у тебя, ни у меня нет повода думать, что эотасианцам вообще нужна наша помощь. Ты… Ты ведь сам создал нам причину ввязываться во все это. Ты сам создал себе сейчас повод для искупления. Ты хоть понимаешь…

Он умолк, потому что Рено вновь закрыл глаза рукой, и вновь плечи его дрогнули. В один миг Этьен почувствовал, что собственная его грудь сейчас разорвется.

«Насколько же я отвратителен, — билась у него в мозгу одна-единственная чужая мысль. — Насколько же я…»

— Хватит, — резко остановил его Этьен. — Хватит. Ты, конечно, имбецил, каких свет не видывал, но Дарел тоже хорош.

Рено медленно убрал от лица руку, неуверенно всмотрелся Этьену в глаза. Во взгляде у него словно бы появилось нечто новое. И это “нечто” Этьену решительно не понравилось.

— Что?

Этьен со вздохом поднялся, скрестив на груди руки.

— Да ничего. Он стоял тут и врал мне прямо в глаза. Второй, сука, раз за знакомство!

Взгляд Рено наполнился недоумением. Эмоции его также быстро начали соответствовать этому выражению. К счастью для Этьена.

— О чем ты?..

— О психической сопротивляемости его парней, — сощурился Этьен. — Он понятия не имел, о чем говорил. Просто пытался меня запугать. Я это почувствовал.

— Значит ли это, что ты…

— Да. Я тебе помогу. — Этьен несдержанно усмехнулся. — Не лишать же причину, по которой умер этот дурак, хоть какого-то смысла.

Рено вглядывался ему в глаза долго и очень недоверчиво. А затем вдруг невольно улыбнулся, отведя в сторону взгляд.

— Знаешь… А ведь ты — хороший человек. Думаю, Эотас все-таки любил тебя.

— Не неси ерунды, — выдохнул Этьен. — Ему никогда не было до меня дела.

— Но ты будешь рад, если однажды это изменится?

— Конечно.

Отвернувшись, Рено вновь улыбнулся. Этьен, недовольно что-то пробурчав, протянул руку, предлагая помочь ему встать. И на этот раз Рено ее не отверг.

========== XIII. Отголоски ==========

Расставаться с трупом им пришлось в полном молчании. Причин для этого сыскалось сразу несколько: во-первых, велик был шанс того, что отряд эрла уже послал вдогонку за Дарелом одного из разведчиков, который мог в этот самый момент выискивать их посреди зарослей. Во-вторых, что в Этьене, что в Рено пребывало слишком много чувств относительно этого самого трупа. Хоть одно неверно брошенное слово, касающееся этих чувств пусть даже и отдаленно, могло напрочь разрушить ту хрупкую атмосферу взаимопонимания и спокойствия, что установилась меж ними всего несколько мгновений назад. Поэтому оба они быстро поняли, что говорить что бы то ни было на этой полянке больше нельзя.

Некоторое время они стояли над трупом Дарела, не в силах двинуться с места, словно завороженные. Мертвое лицо теперь отчего-то выровнялось и казалось спокойным, как и должно; глядя на его выражение, сложно было поверить, что умер этот человек в ходе убийства. Единственной деталью, выдававшей наблюдателю картину свершенного, было лишь расплывшееся под трупом и на его одежде темно-карминовое, едва поблескивающее на солнце кровавое пятно. При этом меч, лежавший у трупа на груди в кровавом обрамлении, приобретал пугающий, несколько даже мистический вид.

«Ему так мучительно сложно смотреть на все это, — подумалось вдруг Этьену, когда он перевел взгляд на Рено. — Все-таки хотя бы в этом мы не похожи.»

Рено опустился возле трупа первым и, колеблясь, дотронулся рукой до лезвия меча. Когда он беззвучно зашептал над телом молитву, лицо его вдруг неприятно исказилось, вынудив его отвернуться в противоположную Этьену сторону. Было во всем этом жесте что-то настолько горькое и бессильное, несвойственное ничему из того, что пытался выказать Рено чуть ранее, что в какой-то момент Этьен даже улыбнулся.

Когда Рено, вставая, подобрал с груди трупа меч, оба все так же не произнесли ни звука. Лишь чуть позже Этьен, хмыкнув, отцепил от пояса Дарела подвес, передав его Рено. Спустя мгновение следом он забрал и воткнутую за пояс курительную трубку вместе с небольшим кожаным мешочком табака. Этьен еще раньше подметил, что трубочка у Дарела была совершенно чудная. Мундштук ее, сделанный из дорогого темного дерева, изгибался, подобно лебединой шейке, отчего трубка, изящная и легкая, увенчанная вдоль чаши затейливой резьбой, приобретала вид настоящей драгоценности. И навевала старые воспоминания. Глядя на то, как Рено прилаживает подвес к служившей ему поясом веревке, у Этьена не осталось сомнений относительно того, было ли происходящее правильным.

Закончив обкрадывать Дарела, Этьен легко накрыл его собственным плащом. Закапывать труп не представлялось им возможным. Невысказанные слова замерли в воздухе, подобно зловонию, но ни у одного не нашлось сил, чтобы все же произнести то, что должно. Поэтому спустя несколько долгих мгновений они просто ушли прочь, провожаемые одиноким криком сороки, и ни разу не обернулись.