Слишком далеко от тракта уйти они не смогли, поэтому очень скоро впереди, за горсткой тоненьких березок, показалась толстая, желтая от песка полоса дороги. Выходить на нее они не стали; вместо этого отошли назад, так, чтобы направление идущего слева от них тракта им указывала только блестящая над лесистым низовьем золотая линия.
Идти по лесу оказалось сложнее. Протоптанных тропок здесь практически не было, поэтому дорогу приходилось прокладывать самим. То и дело они застревали меж ветвями сплетавшихся друг с другом молодых деревцев и кустарничков, цеплявшихся за одежду; с трудом преодолевали редкие канавки и поваленные грозой стволы. Сброшенная листва скользила у них под ногами, скрывая под собой извилистые корни близрастущих буков и ясеней, кленов и лип. Шуму от их шелестящих шагов было много, но Этьен не спешил волноваться: большую часть каких-либо звуков заглушала дребезжащая птичья перекличка.
Они шли в меру быстро, не упуская из глаз тонкой ленты дороги над ними, но в воздухе все равно витало беспокойство. То и дело Этьену приходилось оборачиваться, чтобы убедиться, что Рено все еще идет за ним: шум его шагов оставался неслышим чаще, чем хотелось бы. В конце концов Этьен не выдержал и с усилием отломал для него толстую суковатую ветку, дабы Рено шел быстрее. Но даже это не слишком хорошо поправило ситуацию.
— Боги, — напряженно выдохнул Этьен, в очередной раз обернувшись. — Что еще мне, Хель тебя побери, сделать, чтобы ты перестал плестись со скоростью умирающей улитки?
— Извини. Я просто задумался.
— Это, бесспорно, замечательно, но ты можешь сделать так, чтобы мыслительный процесс не мешал тебе переставлять ноги?
— Прости. — Наконец нагнав его, Рено остановился и, опершись обеими руками о свою палку, отвел взгляд. — Я просто… Я еще не очень хорошо понимаю, куда мы идем.
— Разве не очевидно, что к эотасианцам?
— Да, но… Мы ведь так и не придумали, что делать дальше.
Вздохнув, Этьен развернулся в его сторону полностью и скрестил на груди руки. Затем, коротко осмотревшись, направился к одному из наиболее толстых древесных стволов.
— Давай тогда думать.
Они уселись под сенью листвы старого ясеня, расположившись на выпирающих из-под земли корнях. Разжигать костер было рискованно и неудобно, так как на долгий привал времени у них не было. Из-за отсутствия плаща расположить оставшуюся у Этьена в суме еду оказалось негде, поэтому есть им пришлось прямо на ходу. Однако даже столь торопливый привал вызывал у Рено негодование.
— Мы отстаем, — взволнованно сказал он, теребя в руках кусок вяленого мяса. — Нам нельзя еще больше задерживаться. Мы не сможем их догнать.
— Во-первых, будь уж так добр и говори тише. Во-вторых, нас всего двое, а их — целая толпа. В любом случае мы движемся быстрее. Да и ближе к вечеру, думаю, они тоже будут вынуждены все-таки устроить привал.
Рено мимолетно пожал плечами, опершись свободной рукой на свою палку и принявшись без интереса разжевывать кусок мяса. Ссутулившийся, он хмуро глядел в одну и ту же точку меж корней, увлекшись своими мыслями до такой степени, что шевелить челюстями и то едва мог. При взгляде на него в голове у Этьена все время всплывал один и тот же образ.
— Знаешь, — задумчиво начал он, откинувшись на лежавший под его спиной корень, — все-таки ты очень сильно мне кое-кого напоминаешь.
— Кого это? — Рено поднял голову, и в светлых глазах у него на какой-то миг отразился солнечный отблеск.
— Ну, был у меня один знакомый. Однажды ненароком поднял в одной маленькой стране восстание и пошел войной на соседнюю. Ничего серьезного.
— Как глупо. — Скупо улыбнувшись, Рено вновь опустил взгляд. — Сравнивать меня с таким человеком…
— Да, прошу простить, дурацкое сравнение. В конце концов, оружия Вайдвен никогда не носил.
Оба они косо взглянули на скупо поблескивающий в редких солнечных лучах меч, отставленный к самому стволу ясеня. Рено резко скривился.
— Я… Я взял его, потому что…
— Нет-нет, — оборвал его Этьен взмахом руки, — не объясняй. Я не хочу знать.
Водрузилась тягостная тишина. Быстро расправившись со старым сухарем, Этьен выудил из-за пояса свою новую трубку, набил ее и раскурил с помощью огнива. Сделать первую тяжку долго не решался, а затянувшись, едва не распластался по земле, еле подавив спазматический кашель. Рено, взглянув на него, сумел лишь вымученно вздохнуть.
Курил он долго, к каждой новой затяжке подходя с таким усердием и осторожностью, каким бы позавидовал любой знающий свое дело ремесленник. Табак оказался ядреным и крепким и досадливо жег Этьену горло, но курить ему все же нравилось. Он еще не до конца понимал, где сможет раздобыть в будущем деньги на новое курево, но сознавал, что бросать это дело уже не будет.
В размытых дымных очертаниях образ Рено и правда походил сейчас в глазах Этьена на одно сплошное старое воспоминание. Все-таки слишком хорошо он помнил это сумрачное выражение, которое застыло теперь на лице Рено, подобно шраму. Раньше Этьен мог лишь смутно представлять, с чем оно могло быть связано. Теперь же он знал это наверняка.