Революции светские, религиозные, научные. Динамика гуманитарного дискурса

Изучение опубликованных стенограмм совещания позволило выделить три ключевые фигуры – Петра Федоровича Преображенского, Николая Михайловича Маторина и Валериана Борисовича Аптекаря. Все трое относились к числу лидеров этнографии того времени, и им было предоставлено право выступить с докладами, а следовательно повлиять на содержание и ход дискуссии. Всех троих отличала высокая коммуникативная активность [Алымов, Арзютов 2014: 37]. Именно они ярко воплотили три разные модели коммуникации и убеждения, три варианта управления мнением и процессом принятия решений: интеллектуальную (академическую) норму (Преображенский), прямолинейную пропаганду (Маторин), манипуляцию (Аптекарь).

Выбор модели коммуникации нельзя однозначно вывести из биографии и политической социализации. Преображенский (35 лет), Маторин (31 год), Аптекарь (30 лет) были практически ровесниками, имевшими различное социальное происхождение: Преображенский из семьи священнослужителей, Маторин – дворянин, Аптекарь – из еврейского местечка. Все трое получили историко-филологическое образование (Преображенский его завершил, Маторин и Аптекарь – нет) и активно преподавали, а Маторин и Аптекарь, кроме того, подвизались в области пропаганды. (Маторин читал курс теории агитации и пропаганды в Коммунистическом университете, т. е. может быть квалифицирован как профессиональный пропагандист). Все трое пришли в этнологию «со стороны»: Преображенский – историк античности, Маторин – специалист в области изучения религиозного синкретизма и антирелигиозной пропаганды, Аптекарь – «агент» академика Н. Я. Марра, популяризатор идей его яфетической теории. Маторин и Аптекарь, члены партии, выступали активными проводниками марксизма в общественных науках. Беспартийный Преображенский не только не был антимарксистом, но, судя по его книге «Курс этнологии» (1929), может быть охарактеризован его как «творческий марксист».

При известной схожести внешних обстоятельств их профессиональные стратегии радикально разошлись. Преображенский состоялся как ученый академического типа, исходящий из самоценности науки (будь то история античности или этнология, неважно). Отношение Маторина и Аптекаря к этнологии было скорее функциональным, как к полигону для реализации групповых и/или личных карьерных амбиций. Кардинально различались и избранные ими модели коммуникации.

П. Ф. Преображенский. Совещание, по крайней мере в начальной его фазе, представлялось сугубо научным мероприятием, лишь декорированным неизбежными отсылками к официальной идеологии и актуальной политике. В этом смысле оно выглядело своеобразной резервацией нормальности в стране, быстро скатывающейся в разрушительное безумие аутогрессии, доносительства, поиска «чужих». Олицетворением нормы и модельным воплощением академического начала в сообществе, уже готовом к тому, чтобы научных оппонентов превратить во «врагов», выступил Преображенский. Разумеется, не только он. Но в его случае эта позиция была выражена выпукло и последовательно.

Преображенский попытался придать обсуждению сугубо научный характер. Текст его доклада «Этнология и её методы» [Стенограмма 2014: 97-107] практически не содержал образцов советского «новояза» или идеологических штампов. Между тем соответствующая терминология уже захватила культурное и интеллектуальное пространство. Отдавая дань такому приему убеждения как «ссылка на авторитеты», Преображенский ограничил круг этих «авторитетов» упоминанием Гегеля и классиков этнографической науки – Моргана, Тэйлора, Риверса [Стенограмма 2014: 97, 99, 106]. Требовалось немалое мужество, чтобы на рубеже 1920–1930-х годов не ссылаться на «пророков марксистского откровения» Маркса – Энгельса – Ленина.

В отношении содержания, актуального положения и перспектив этнологии докладчик занял сугубо прагматичную и конструктивную позицию. Преображенский подчеркивал несовершенство и ограниченность современных этнологических концепций, а также условность, конвенциональный характер большинства научных терминов; предложил к обсуждению новый концепт «технически-хозяйственного ареала» [Стенограмма 2014: 104–105] вместо неплодотворного понятия «культурный круг». Вместе с тем он был убежден в научном характере этнологии и определял её как «ту же историю» или «часть истории, которая базируется на специфическом материале» [Стенограмма 2014: 99]. В будущем Преображенский отводил этнологии роль не только инструмента национально-государственного строительства, но и важной науки, имеющей прочные теоретико-методологические основания.