Читаем Революции светские, религиозные, научные. Динамика гуманитарного дискурса полностью

«Торговля страхом» и «эксплуатация чувства вины» представляют собой эффективные пропагандистские тактики, поскольку вызываемые ими эмоции можно конвертировать в поддержку необходимых манипулятору решений и действий [Аронсон, Пратканис 2003: 228].

Здесь необходимо подчеркнуть важность контроля вызванных манипуляцией эмоций. Люди не могут долго находиться в ситуации раздрая и хаоса. Они нуждаются в определенности. В противном случае неконтролируемая эмоция страха может обернуться против самого манипулятора. Именно поэтому за «объявлением» угрозы неизбежно должно следовать предложение рецептов её предотвращения или преодоления [Соловей В. 2015: 191]. Аптекарь «зашивает» в свое послание мысль, что выход существует, и он готов его указать. Только он, Аптекарь, может дать уставшим от внутридисциплинарного хаоса коллегам столь чаемую ими определённость, называя врагов и друзей, определяя «правильное» и «дурное». Надо лишь поддержать его вариант резолюции, где путь к преодолению хаоса лежит через минимизацию этнологии – «буржуазного суррогата обществоведения» [Стенограмма 2014: 252].

* * *

Специфика ситуации в этнологии на исходе 1920-х годов заключалась в сохранении определенной теоретической и ценностной полифонии. Отчетливая конфигурация «свой – чужой» еще не сложилась, поэтому прямолинейные формы убеждения образца 1930-х годов с превалировавшим мифом о «врагах народа» оказались малоэффективными, что и показал пример незадачливого пропагандиста Маторина.

Вместе с тем, возможность политико-идеологического и интеллектуального компромисса сокращалась подобно шагреневой коже. Академический стиль научной полемики, коммуникации и убеждения был близок к исчерпанию. По ходу совещания носители этого стиля (П. Ф. Преображенский, В. Г. Богораз, Б. А. Куфтин, В. В. Бунак) фактически оказались в интеллектуальной резервации. Рациональная аргументация все заметнее обесценивалась по мере формирования «спирали молчания» и фактического отключения логико-дискурсивного уровня дискуссии.

В идеологически разогревающемся контексте не оставалось места для ценностно-нейтрального знания, научной объективности и даже для личной невовлеченности в процесс формирования нового социального качества науки – «советской этнографии». Неопределившихся попросту не могло быть. Им, как и определившимся «неправильно», грозила социальная смерть.

Но именно цеховое самоопределение составило серьезную проблему для конформистского большинства. Партийная линия в этнографии еще не была выработана, дисциплинарные рамки «советской этнографии» – не определены. В ситуации высокой неопределенности, а также усиливающейся психоэмоциональной нестабильности объективно востребованными оказались манипулятивные формы убеждения.

На подмостках этнографического совещания разыгрывался пропагандистский спектакль. Его модератором стал Аптекарь. Апелляция к эмоциям и дорассудочному знанию, игра на человеческих заблуждениях и когнитивистских стереотипах и основанная на них коммуникативная стратегия оказались самым эффективным ресурсом влияния. Аптекарь успешно разыграл четырехчастную манипулятивную схему: формирование предубеждения – доверие к коммуникатору – пропагандистское послание – контроль эмоций. Это позволило ему консолидировать молчаливое большинство вокруг собственного варианта резолюции по общим вопросам. Линия на минимизацию этнологии была обозначена, хотя и не в радикальном варианте (ликвидация её как дисциплины откладывалась), а в мягкой версии – её предметные рамки сузились до изучения доклассовых и раннеклассовых обществ.

Легко угадывалась логика «революционной» перестройки профессиональной коммуникации: от «оружия критики» к «критике оружием».

Литература:

Алымов, Арзютов 2014 – Алымов С. С., Арзютов Д. В. Марксистская этнография за семь дней: совещание этнографов Москвы и Ленинграда и дискуссии в советских социальных науках в 1920–1930-е годы // От классиков к марксизму: совещание этнографов Москвы и Ленинграда (5–11 апреля 1929 г.) / под ред. Д. В. Арзютова, С. С. Алымова, Д. Дж. Андерсона. СПб.: МАЭ РАН, 2014. (Серия “Кунсткамера – Архив” VII). С. 21–90.

Аронсон, Пратканис 2003 – Аронсон Э., Пратканис Э. Р. Эпоха пропаганды: Механизмы убеждения, повседневное использование и злоупотребление. СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2003.

Миллер 1910 – Миллер В. Ф. Вступительное слово при открытии подсекции этнографии на XII съезде естествоиспытателей и врачей // Этнографическое обозрение. 1909. № 4. Кн. LXXXIII. М., 1910. С. 1–8.

Могилянский 1916 – Могилянский Н. М. Предмет и задачи этнографии // Живая старина. Отд. оттиск. Год XXV. Петроград, 1916. С. 1–22.

Соловей В. 2015 – Соловей В. Д. Абсолютное оружие. Основы психологической войны и медиаманипулирования. М.: Издательство “Э”, 2015.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исторические исследования

Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в.
Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в.

Книга посвящена истории вхождения в состав России княжеств верхней Оки, Брянска, Смоленска и других земель, находившихся в конце XV — начале XVI в. на русско-литовском пограничье. В центре внимания автора — позиция местного населения (князей, бояр, горожан, православного духовенства), по-своему решавшего непростую задачу выбора между двумя противоборствующими державами — великими княжествами Московским и Литовским.Работа основана на широком круге источников, часть из которых впервые введена автором в научный оборот. Первое издание книги (1995) вызвало широкий научный резонанс и явилось наиболее серьезным обобщающим трудом по истории отношений России и Великого княжества Литовского за последние десятилетия. Во втором издании текст книги существенно переработан и дополнен, а также снабжен картами.

Михаил Маркович Кром

История / Образование и наука
Военная история русской Смуты начала XVII века
Военная история русской Смуты начала XVII века

Смутное время в Российском государстве начала XVII в. — глубокое потрясение основ государственной и общественной жизни великой многонациональной страны. Выйдя из этого кризиса, Россия заложила прочный фундамент развития на последующие три столетия. Память о Смуте стала элементом идеологии и народного самосознания. На слуху остались имена князя Пожарского и Козьмы Минина, а подвиги князя Скопина-Шуйского, Прокопия Ляпунова, защитников Тихвина (1613) или Михайлова (1618) забылись.Исследование Смутного времени — тема нескольких поколений ученых. Однако среди публикаций почти отсутствуют военно-исторические работы. Свести воедино результаты наиболее значимых исследований последних 20 лет — задача книги, посвященной исключительно ее военной стороне. В научно-популярное изложение автор включил результаты собственных изысканий.Работа построена по хронологически-тематическому принципу. Разделы снабжены хронологией и ссылками, что придает изданию справочный характер. Обзоры состояния вооруженных сил, их тактики и боевых приемов рассредоточены по тексту и служат комментариями к основному тексту.

Олег Александрович Курбатов

История / Образование и наука
Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1907–1914)
Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1907–1914)

В ночь с 25 на 26 октября (с 7 на 8 ноября) 1912 г. русский морской министр И. К. Григорович срочно телеграфировал Николаю II: «Всеподданнейше испрашиваю соизволения вашего императорского величества разрешить командующему морскими силами Черного моря иметь непосредственное сношение с нашим послом в Турции для высылки неограниченного числа боевых судов или даже всей эскадры…» Утром 26 октября (8 ноября) Николай II ответил: «С самого начала следовало применить испрашиваемую меру, на которую согласен». Однако Первая мировая война началась спустя два года. Какую роль играли Босфор и Дарданеллы для России и кто подтолкнул царское правительство вступить в Великую войну?На основании неопубликованных архивных материалов, советских и иностранных публикаций дипломатических документов автор рассмотрел проблему Черноморских проливов в контексте англо-российского соглашения 1907 г., Боснийского кризиса, итало-турецкой войны, Балканских войн, миссии Лимана фон Сандерса в Константинополе и подготовки Первой мировой войны.

Юлия Викторовна Лунева

История / Образование и наука

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное