Революция 1917 года глазами современников. Том 3 (Октябрь 1917 г. - январь 1918 г.)

У нас дело обстояло, как видите, иначе: но это-то и доказывает, что мы более других заражены тактическим догматизмом. Зная это, я не переставал бороться с ним в своих публицистических статьях, при каждом удобном случае напоминая, что главное отличительное свойство нашей тактики должно состоять исключительно в ее целесообразности.

Само собою разумеется, что я не позабыл напомнить об этом своим товарищам и на втором съезде нашей партии.

Излагая на втором съезде нашей партии свою любимую тактическую мысль, я пояснил ее примерами. Когда г. Борис Мирский, - как видно, ничего не понявший в моей аргументации, - привел теперь эти давние примеры в своем фельетоне, они вызвали благочестивый ужас в одних и иронические одобрения со стороны других. Враги нынешнего большевизма спрашивали себя: «Неужели Плеханов мог рассуждать так?» Напротив, большевики говорили: «Посмотрите, как рассуждал он, когда был революционером: теперь он перешел на сторону контрреволюции и рассуждает, разумеется, совсем иначе». Но в том-то и дело, что я рассуждаю теперь все так же, как рассуждал прежде. Но меня плохо понимают как те, которых мой взгляд приводит в ужас, так и те, которые иронически одобряют его.

В одном из примеров, приведенных мною на Съезде 1903 года, говорилось об Учредительном Собрании. Это и сделало мой пример «актуальным» для наших дней. Те, которых он испугал, поняли его так, что я способен был оправдать разгон собиравшегося у нас Учредительного Собрания.

Те же, которые злорадно одобряли его, упрекали меня в измене, чувствуя, что я никак не могу одобрить такой разгон.

Но для меня и в отношении к Учредительному Собранию нет ничего безусловного. Тут тоже все зависит от обстоятельств времени и места.

Приводя один из своих примеров, я сказал: теоретически мыслим такой случай, когда и т. д. Но теоретически мыслимый случай не есть такой случай, который имеет место везде и всегда. Теоретическая возможность вовсе не есть действительность, к которой мы стремимся при данных условиях.

Учредительные Собрания имеют разный характер. Если бы парижский пролетариат, быстро оправившись от жестокого поражения, нанесенного ему Кавеньяком, к великой радости французского Учредительного Собрания 1848-49 гг., положил насильственный конец деятельности этого органа реакции, то я не знаю, кто из нас решился бы осудить такое действие. Французское Учред[ительное] Собр[ание] названных годов было враждебно пролетариату. А то Собрание, которое разогнали на этих днях «народные комиссары», обеими ногами стояло на почве интересов трудящегося населения России. Разгоняя его, «народные комиссары» боролись не с врагами рабочих, а с врагами диктатуры Смольного института.

Это - «две большие разницы». Кто этого не понимает, тот вообще не способен разбираться в вопросах рабочей тактики.

Очень наивно думать, будто влияние речи, произнесенной мною на нашем съезде 1903 г., побудило большевиков запереть двери Таврического дворца после первого же заседания собравшихся в нем депутатов. Моя речь нисколько не мешала им горячо проповедовать идею Учредительного Собрания в 1905-1907 гг. Когда после роспуска первой Госуд[арственной] Думы, я предложил нашей партии формулу: «полновластная Дума», в качестве избирательной платформы, они обвинили меня в измене (они всегда делают это «с легким духом»).

Разгон нашего Учред[ительного] Собрания подсказан был им вовсе не внутренней логикой тактики, освобожденной от безусловных принципов. Он подсказан был им внутренней логикой политического действия, совершенного ими в конце октября.

Захватывая власть в свои руки, они, конечно, не собирались отказываться от нее в том случае, если большинство Учред[ительного] Собрания будет состоять не из их сторонников. Когда они увидели, что большинство это состоит из социалистов-революционеров, они решили: необходимо, как можно скорее, покончить с Учредительным Собранием. И со свойственной им энергией они осуществили свое решение.

Это было, как я сказал, вполне сообразно с логикой действия, совершенного в конце октября. Но разгон Учред[ительного] Собр[ания] тоже имеет свой ясный логический смысл. Он является новым и огромным шагом в области гибельного междоусобия в среде трудящегося населения России.

Защитники этого шага возразят мне: «Сила на нашей стороне». Я готов согласиться с ними, что на их стороне, действительно, находится вооруженная сила. Но ведь давно уже сказано, что сидеть на штыках не очень удобно.

Кромвелю заметили однажды: «За вас только одна десятая часть нации». -«Не беда, - ответил он, - эта десятая часть вооружена и будет господствовать над девятью десятыми». История не оправдала этой уверенности Кромвеля, а ведь он не задавался целью организовать социалистический способ производства. Его стремления все больше и больше суживались, становясь чисто династическими.