Революция консерваторов. Война миров

Чего американцам париться — у них с одной стороны Мексика, с другой — Канада. А дальше их защищает один воздушный океан сверху и два океана по бокам. Что они вообще знают о том, что такое агрессия, что такое война на своей территории? Для них это все «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой». Что знают европейские страны о защите своих границ? Вот у них возник миграционный кризис, и выяснилось, что они вообще ничего не могут сделать.

Мы вынуждены решать в совершенно безумных климатических условиях, при дикой протяженности границы задачи, которых не решает ни одна другая страна. Мы должны платить безумные деньги за доставку всего на чудовищные расстояния. Что объединяет Владивосток и Калининград? Вот просто взять их и связать — как? За счет чего? Это же страшный перегон! Доставьте что-нибудь с Дальнего Востока в Калининград — да у вас транспортные расходы уже окажутся сумасшедшие. А при, вежливо говоря, не самой большой загруженности аэропортов все только дорожает.

Людям, которые живут на нашем Дальнем Востоке, проще съездить в Токио, Гонконг или любой город Китая, чем доехать до столицы своей Родины, города-героя Москвы, и посмотреть, какова она. Эта территория определяет и тип нашей психологии. Мы поэтому на всех смотрим и понимаем, что мы-то к ним не идем — у нас своей земли сколько хочешь. А вот они к нам лезут постоянно. Причем ведь Россию никогда не оставят в покое. Это надо принять как должное и не обманывать себя. Не тешить себя иллюзиями. Надо думать о своих интересах и не бояться их формулировать.

В чем феномен Крыма? Начнем с того, что мы всегда понимали, что он наш. Ну просто там русские живут. И как было нашему человеку объяснить, что, мол, «вообще-то это не ваше». Что значит — «не наше»? Что, Украина, что ли, его себе забрала? Ну отдали когда-то Крым Украине внутри территории СССР. Да то же самое, что Рязанскую область бы отрезали, — что, она бы после этого стала украинской? Чушь какая. Кто в то время воспринимал Украину как независимую от кого-то территорию? Какая там независимая Украина? У нас в исторической памяти нет никакой независимой Украины, не придумывайте. В нашей исторической памяти если что и есть до СССР, так это Российская империя. И до свидания. Мы по своей ментальности абсолютно имперские люди. С этим ничего нельзя сделать, это не хорошо и не плохо. Просто сама территория и расстояния задают нам эту ментальность.

Но эта ментальность требует совсем иного подхода, чем действует у нас сейчас. Она требует иной организации экономики, иной организации науки, иного понимания, что можно, а чего нельзя. Я неоднократно говорил, в том числе и в этой книге, о том, что такое медицина и образование. Для нас это — та же армия! Поэтому те люди, которые у нас занимаются медициной и образованием, не могут быть зависимы от региональных бюджетов. Они же воспринимаются как самые важные государевы люди, потому что где бы человек ни жил, он ощущает свое единство со страной по общему культурному коду и по заботе государства о нем. Это значит, что он должен быть хорошо образован и должен суметь дожить до преклонных лет. Это же трагедия, что, когда мир обсуждает возможность достичь неопределенного срока жизни (де-факто около 500 лет) к 2050—2060-м годам, мы сообщаем, что к 2025 году у нас средняя продолжительность жизни будет 76 лет.

В свое время Отто фон Бисмарк, когда создавал пенсионную систему, поступил очень хитро. На самом деле средняя продолжительность жизни тогда была существенно ниже, чем установленный пенсионный возраст. Но у людей появилось ощущение, что государство о них заботится. Мы потеряли интерес к таким фокусам. В отношениях человека и государства мы хотим от государства простейших вещей. Самых элементарных. И хотели бы, чтобы кто-то их нам дал. Кто? Власть.

Чего мы хотим от государства? Во-первых, защищенности — что крайне тяжело на такой гигантской территории. Во-вторых, мы хотим высокого уровня образования для своих детей и для себя. В-третьих, высокого уровня медицины. И, в‑четвертых, возможности реализации. Но под возможностью реализации большинство из нас понимают не частную активность. Мы готовы и это оставить в руках государства. Но мы хотим, чтобы эта возможность реализации состояла в востребованности государством результатов человеческого труда.