Революция консерваторов. Война миров

Но Дэн Сяопин базировался на конфуцианстве. У американцев выстроена собственная модель, тоже меритократическая, базирующаяся де-факто на протестантской ментальности. Ее особенность в том, что Республиканская и Демократическая партии на самом деле не подпускают к процессу управления никого, кто не оказывается пришедшим изнутри определенной когорты людей. У них своя система сдержек и противовесов и свои критерии того, как отбирать перспективных кандидатов и на что обращать внимание — тут и образование, и предыдущий опыт… Весь отсев проходит внутри конкретной партии, Республиканской либо Демократической, человек последовательно прогоняется через разные управленческие уровни и везде смотрят на его качества и поведение.

Но в России нет ни того ни другого — ни конфуцианства, ни протестантизма. В России по-прежнему живо представление, согласно которому вопрос, кто на какой должности оказался, целиком и полностью зависит от провидения. Иначе говоря, если так сошлись звезды, что есть возможность назначить конкретного человека на конкретную должность, и при этом ты когда-то вместе с ним учился, женился, работал или ходил в походы — то ты считаешь, что этот человек, наверное, хороший или по крайней мере если и будет воровать, то в «семью». Исходя из таких соображений и делаются назначения. Но для управления гигантским государством этого, конечно, недостаточно.

На мой взгляд, это одно из проявлений перестройки. Перестройки всего. Мне часто говорят: что вы хотите, правление Ельцина закончилось аж в 1999 году, сколько лет прошло! Конечно. Лет прошло достаточно. Но ответ на главный вопрос мы так и не выработали, и опереться не на кого. Как уже говорилось, один из базовых вопросов, стоящих перед нами, — как, потеряв советскую систему поиска и подготовки кадров, создать новую, российскую? В чем она должна заключаться? Какие сдержки и противовесы должны в ней действовать? Потому что невозможно же, когда де-факто правительство считает себя практически непогрешимым. Эта система не работает. И здесь нужно не тактические ходы делать, а решать большие стратегические задачи. Перестраивать весь аппарат — притом без насилия и репрессий. Но чтобы осуществить такую перестройку, надо опять же выработать подходы. А эти подходы возможно сформировать, только понимая соотношение человека и государства.

Для либералов государства нет. Для либерала в конечном счете каждый человек вправе сам выбирать, как ему жить, где ему жить, в какой стране. У него нет никаких обязательств перед страной. Он считает, что такие обязательства — это странно и глупо, потому что превыше всего личная свобода. Личная свобода — и все. Ради личных свобод можно пожертвовать чем угодно, включая Родину. Она вообще не важна.

Для русского человека такой подход неприемлем. Именно поэтому возрождение России началось с понимания того, что не то чтобы либеральные представления плохи — они есть и есть, это личное дело либералов. Проблема в том, что они не соответствуют нашему национальному характеру. А наш национальный характер, крепко связанный с православной традицией и ее преломлением и отражением в русской классической литературе, которую нам в школе преподавали, а нынешнему поколению, кажется, нет, — этот национальный характер говорит, скорее, о коллективном понимании. О том, что, цитируя Некрасова:

Не может сын глядеть спокойно
На горе матери родной,
Не будет гражданин достойный
К отчизне холоден душой.

Для нас Родина не пустой звук. Для любого человека, воспитанного в традициях не 90-х годов и ЕГЭ, а в традициях классической школы, Родина — это определяющее понятие. И пожертвовать собой ради Родины для либералов кажется глупостью, а для нас — естественной частью любви к ней. Либерал не в силах понять, как может быть так, чтобы он, его желания, его жизнь не являлись центром Вселенной. Для нас является бесконечно странной такая точка зрения либералов. Здесь мы начинаем расходиться. И эти различия, постепенно накапливаясь, приводят потом и к гигантским страновым различиям. Они, оказывается, все о другом. Мы мыслим иными категориями.

Но вот эта наша способность мыслить иными категориями в последнее время начинает размываться. Дело в том, что образ мышления должен воспроизводиться в следующих поколениях. А это воспроизведение становится возможным лишь в единственном общественном институте — в том, который занимается образованием. Притом в классическом понимании этого слова. Образование — это формирование образа. Вот это формирование образа возможно только там, где учителя и врачи не видят себя работниками сферы услуг, как бы странно для кого-то это ни прозвучало.