Революция отвергает своих детей

В здании бывшей Сельскохозяйственной школы на улице Сталина, которое было далеко не таким благоустроенным как Геологический техникум, не говоря уже об отеле «Башкирия», были поселены сотрудники низшей категории и семьи сотрудников средней категории. Здесь жил как бы «пролетариат» Коминтерна: борцы испанской гражданской войны, которых по состоянию здоровья нельзя было больше использовать для политической работы; члены их семей, которые работали в разных школах или вели подпольную работу за линией германского фронта; низшие служащие и кухонный персонал Коминтерна. В этом же здании жили и те, кого в свое время вызвали из Казахстана и Сибири на политработу, но которые на практике, по тем или иным причинам, оказались непригодными для этой цели. Большинство обитателей этого дома были мало связаны с Коминтерном, а скорее имели отношение к МОПРу и получали пособие от него.

Работники Коминтерна как в жилищном, так и в продовольственном вопросе находились в очень различных условиях.

Все сотрудники, работавшие непосредственно в Коминтерне, получали еду три раза в день в рабочем помещении, в бывшем Дворце пионеров.

Руководящие же партработники, обитатели роскошного отеля «Башкирия», кроме того получали еще добавочные паек — большой сверток, который им приносился на дом

Остальные сотрудники Коминтерна пользовались закрытым распределителем, находившемся в первом этаже отеля «Башкирия», где они столовались, а, кроме того, получали паек ударника и время от времени особые выдачи.

Таким образом положение сотрудников Коминтерна в зависимости от их политической значимости было в продовольственном и жилищном вопросе очень различно. Это была поистине иерархическая система.

СТРАННАЯ ПОЕЗДКА НА ПАРОХОДЕ

Я пробыл в Уфе уже около недели и впервые за долгое время жил так беззаботно.

Рано утром за мной заезжали, в 10 часов я являлся к секретарше, которая меня каждый раз обнадеживала завтрашним днем, получал превосходные обеды и ужины, имел хорошую комнату, а, кроме того, абсолютно ничего не должен был делать.

Время от времени я встречал старых друзей из шуцбундовского детдома или из австрийской секции Коминтерна. Все они вели себя так же, как Грета. Что они здесь делали — этого они не выдавали ни единым словом. Я пытался отвечать им тем же, но у меня это не выходило. Я долгое время был студентом, столько у меня было всяких переживаний в Караганде, так счастлив я был увидеть старых друзей, а, кроме того, ведь, я был еще новичком в «аппарате», — так что иногда, невзирая на мои самые лучшие намерения, я начинал себя чувствовать опять свободно и становился разговорчивым.

Приблизительно через две недели секретарша сообщила мне, что на следующий день утром я еду с двумя товарищами в школу. В 10 часов утра я должен был явиться к ней.

Ровно в 10 утра я был у нее. Кроме меня в комнате было еще два товарища, но она обратилась только к одному из нас.

— Мы считаем, что было бы хорошо, если бы Вы сегодня с двумя товарищами поехали бы в школу, вот билеты.

Она передала мне запечатанный конверт. Двое других протянули мне руку, не назвав своей фамилии. Поэтому и я не назвал своей.

— Автомашина подана. Вы можете ехать. Желаю вам счастливого пути, — сказала секретарша.

Старший группы подвел нас к шикарному ЗИСу и сказал что‑то шоферу. Мне послышалось слово «пристань».

Приблизительно через четверть, часа мы действительно оказались на пристани реки Белой.

— Мы поедем на этом пароходе, — сказал старший группы.

Через несколько минут пароход отчалил. Всего только десять дней тому назад я был еще в Казахстане, а теперь я сидел на пароходе с двумя спутниками, с которыми я только что познакомился и даже не знал, как их зовут.

Время шло. Мои спутники говорили мало. Умудренный опытом, я тоже больше не предавался веселой болтовне.

— Хорошая погода, не правда ли? — сказал сопровождающий нас.

— Да, — ответил я.

— Это‑то в конце концов, я могу сказать, — подумал я про себя.

Большинство пассажиров, казалось, были простыми гражданами.

Отойдя в сторону, мы немного закусили.

— Благовещенск, — прокричал кто‑то.

Мы наверно были в пути уже часа два–три. Многие пассажиры сошли на берег. Я посмотрел вопросительно на сопровождающего, но он отрицательно покачал головой. Мы поехали дальше.

Часов через шесть пароход причалил снова.

— Кушнаренково, — объявили громко и внятно.

Наш сопровождающий поморщился. Ему, очевидно, не понравилось, что это место было названо. Ну, ничего не поделаешь.

— Я думаю, мы можем уже собираться, — сказал он.

Молча взяли мы свои чемоданы.

Мы сошли на берег уставшими от долгого путешествия, но нас разбирало любопытство, что же будет дальше. Что думали оба моих спутника — мне неизвестно. Они молчали, и на их лицах я ничего не мог прочесть.

На сей раз нас не ждала автомашина — быть может в целях конспирации. Мы побрели с нашими чемоданами не в населенный пункт, а в противоположном направлении.