Революционер на паровом ходу

Он задумался. Тайник в подполье. Пламя очень неохотно распространяется вниз. Он читал в книгах, как люди спасались при пожарах от огня именно в подполе. Но в тайнике он нашёл лишь обгоревшие головешки. И ни одной монетки не осталось от его скромных сбережений. Это было непонятно, и он не знал, как объяснить это Розе. Пожалуй, он обдумает этот вопрос как следует. Но позже. Да! За сим он откусил кусок колбасы, и решительно продолжил.

«Теперь, как Вы мне велите в своём письме, я попытаюсь отправиться в сторону Пальзена. Не знаю, сумею ли. И доведётся ли нам увидеться вновь? Потому, позвольте заверить Вас в глубочайшем моём почтении к Вам. Ваш Карл Фрайден».

Внимательно перечитал написанное. Сейчас, когда он находился в безопасности и даже счастливо позавтракал, природное благодушие вернулось к нему, навевая философское настроение. И на ум само собой пришло сравнение с механическим тараканом из игрового автомата. Да, ему пришлось побегать по городским лабиринтам. И зловредные лягушки на своём дискострате летали у него над головой. Но ведь не раздавили же! Стало быть, он выиграл призовую игру! Ещё раз в лабиринты города и бегом до указанной цели. Он справится.

Подумал, не написать ли об этом Розе? А то письмо выходит каким-то упадническим. Нет, он не должен выглядеть в её глазах хлюпиком. Тем более такая прекрасная шутка. Ведь, как известно, пришельцы не люди, не приматы, а скорее земноводные. То есть ящеры. Или, как их насмешливо величал Франциск, лягушки. И в автомате главным злодеем была механическая лягушка. Ведь смешно?

Обдумал ещё раз, и решил, что Роза шутки не оценит. В самом деле, революция в опасности, она всю свою жизнь отдаёт этому делу, какие уж тут могут быть шутки. Поэтому лучше пусть письмо останется серьёзным.

– Ну вот, – сказал он, дожёвывая колбасу. – С письмом покончено. Пожалуй, теперь мне надлежит уйти.

– Вот что, молодой человек, – сказал швейцар. – Возьмите. Это немного, но может хватить на проезд по монорельсу. По земле Вы сейчас точно далеко не уйдёте. Говорят, появились завалы. Как их называют, баррикады. А где их нет, там патрули. Но если судьба будет благосклонна к Вам, то монорельс доставит Вас почти до самых окраин. А там уже недалеко и до Пальзенского тет-де-пона. Не вздумайте только идти напрямик. Мальчишкой я частенько проказничал в тех местах. Вкусные были яблоки там в садах. Через сады выйдете к реке. Если пойдёте вдоль берега, то непременно найдёте брод.

– Вы даже не представляете, как Вы меня выручаете, – Карл бережно раскладывал монеты по карманам.

Они были его последней надеждой на спасение. Их ни в коем случае нельзя было потерять.

– Ну, в добрый путь! – сказал он сам себе, выскальзывая за дверь.

Сзади щёлкнул засов, отрезая пути к отступлению. Там, за дверью, остался уютный, спокойный, сытый мир прошлого. Здесь, прямо перед ним, расстилалось полное лишений, озлобленное и враждебное настоящее. И вернуться из него обратно, в безопасный укромный уют, было уже невозможно.

Если смотреть по карте, то ближайшая станция монорельса была менее чем в версте. Гладкий на бумаге путь, превращался в извилистое блуждание лабиринтами улочек. Широких торных магистралей Карл благоразумно решил по возможности избегать. Там грозила встреча с тэнком или шагателем, да и спрятаться от выстрелов егерей было бы негде. Поэтому он блуждал переулками и проходными дворами, стараясь пересекать открытые пространства почти бегом, двигаясь от одного укромного укрытия до другого. Прежде чем свернуть за угол, он замирал и прислушивался, пытаясь угадать, не поджидает ли его кто там. Только затем он медленно осторожно выглядывал, и лишь убедившись, что никакой опасности нет, решался идти. Иногда он сомневался, и менял прежде намеченный путь, идя далеко в обход. Но даже уже избрав путь, он часто оглядывался по сторонам. Наученный собственным опытом, он посматривал и вверх, не следит ли кто за ним с крыш. Но вверху, в безоблачном небе, лишь однажды стремительно пронёсся дискострат. Карл проводил его настороженным взглядом, и, крадучись слово зверь на охоте, двинулся дальше. Он желал мнить себя охотником, но чувствовал скорее добычей. Ещё несколько веков назад его далёкие предки только так и смели появляться на лугах, в надежде забить какого-нибудь отбившегося от стада игуанодона себе на обед, и рискуя сами стать обедом для кровожадных огров, пасших эти стада. На небо тогда то же приходилось посматривать, крупные птеродактили обожали охотиться, с высоты сбрасывая булыжники на головы своим жертвам. На счастье здесь, в окрестностях столицы, все ящеры были истреблены подчистую ещё первыми поколениями рыцарей. И всё же мелькнувший в небесах дискострат вызвал прилив наследственной памяти.

Спустя четверть минуты шум далеких громовых раскатов донёсся до него. Невольно он вновь задрал голову, но увидел лишь чистую безмятежную синеву.

«Всё сошло с ума в этом мире,» – подумалось ему. – «Бунтует даже природа. Где это видано, чтобы гроза – без облаков и молний?»