Однако через несколько месяцев после открытия (в 1932 году) на посту руководителя Шапорину-Яковлеву сменил С. Н. Шапиро [410] . Первые годы своей работы в этом театре Савелий Наумович отдал дань агитспектаклям, но в конце 1930-х годов вернулся к идее Л. В. Шапориной-Яковлевой и стал создавать героико-романтический репертуар: «Бевронский луг» (по мотивам «Кола Брюньон» Р. Роллана, 1937), «Илья Муромец» И. В. Карнауховой, М. Д. Туберовского (1939). Последним спектаклем С. Шапиро стало поэтическое «Сказание о Лебединце-городе» Л. Браусевича (1948).
К моменту прихода в Большой театр кукол М. Королёва здесь уже сложился профессиональный коллектив актеров и художников. Работали молодые – Илья Альперович, Валерия Киселева, Владимир Кукушкин, художник Валентина Малахиева – будущие выдающиеся деятели отечест венного театра.
Первой кукольной постановкой Королёва стала «Дюймовочка» по Х. К. Андерсену (1947). Уже в процессе репетиций труппе театра сразу стало ясно – пришел Режиссер. «В эпоху бескрылого унылого „реализма“, – писал о Королёве режиссер В. Л. Шрайман, – королёвская фантазия будила любовь к форме, стилю, художественному азарту. Попробую подобрать эпитеты к словам „королёвская фантазия“: безудержная, безграничная, буйная, крамольная <…> Суховатый в личном общении, он преображался на репетициях. Озорство, художественное хулиганство, крылатость воображения были присущи ему в полной мере. В своем кукольном королевстве он был истинным королем» [411] .
М. Королёв пленял своим обаянием, широтой театральных знаний, точностью замысла, а главное – уверенностью, с которой его режиссерская «целевая установка» (термин, предложенный режиссером В. Н. Соловьевым) реализовывалась. Впоследствии М. Королёв напишет: «Целевая установка созревает у режиссера до творческого замысла спектакля, в процессе изучения авторского произведения. Она направляет все поиски режиссера еще на пути к творческому замыслу. Сверхзадача, следовательно, рождается как художественно реализованная целевая установка режиссера. <…> Если, например, режиссер ставит спектакль с единственной целью иметь успех у публики, такая целевая установка ничтожна. Если цель – добиться режиссерской славы, продемонстрировать свой талант, оригинальность, – немногим лучше, а может быть, и намного хуже, потому что это всего лишь режиссерский эгоизм. Целевая установка должна повлечь за собой обширный план, а не тесную схему. Далее режиссеру необходимо внимательно следить за тем, чтобы его замысел развивался органично, без надуманности (фальши), последовательно, с доверием к саморазвивающимся образам. И не бояться внутренних подсказов, случайных находок, счастливо родившихся деталей, если они не противоречат основному замыслу» [412] .
Первый профессиональный опыт постановки кукольного спектакля стал удачей. Тем более что и сам литературный материал позволял режиссеру немного отойти от устоявшейся в то время кукольной натуралистичности. Вторым спектаклем также стала сказка – «Сказка о царе Салтане» А. Пушкина (1949). Во время работы над ней произошло печальное событие – ушел из жизни С. Н. Шапиро, и в 1948 году Королёв возглавил Ленинградский Большой театр кукол.
Первоначально БТК под руководством М. Королёва продолжал эстетическую и репертуарную линию С. Шапиро. Это были в основном иллюстративные, романтические по содержанию и натуралистичные по форме, спектакли-сказки для детей: «Руслан и Людмила» А. Пушкина (1949), «Горящие паруса» Л. Браусевича (1950), «Иван – крестьянский сын» и «Белый друг» Б. Сударушкина (1950), «Дикие лебеди» Х. К. Андерсена (1952) и др.
В 1950-х годах, когда партийно-идеологический пресс власти немного ослаб, М. Королёв стал активно уводить театр от имитационно-иллюстративного театра в сторону театра условно-психологического. Впоследствии он писал: «Я держу перед собой несколько фотографий своих старых спектаклей. Когда я на них смотрю, мне становится не по себе. Я вижу каких-то странных людей, причем неприятных. Они производят мертвенное впечатление гальванизированных трупиков. <…> Человек сам себя изображает, и он более безусловен в этом изображении. Кукла более условна, потому что она мертвый материал, изображающий человека, и, следовательно, условность лежит в самой ее природе. Это ведет нас к возможностям, которых нет у человека в такой степени, как у куклы» [413] .
Важно обратить внимание, как точно согласуется эта мысль М. Королёва с мыслями С. Образцова, изложенными им в 1941 году в книге «Режиссер условного театра» – книге, с которой Михаил Михайлович, если учесть его отмеченный еще в студенческие годы интерес к театру кукол, возможно, был знаком.
Вообще бытующее мнение о том, что Образцов и Королёв – профессионально полярные режиссеры, антагонисты, вряд ли имеет под собой убедительное основание. Действительно, с конца 1950-х годов они творчески соперничали своими спектаклями, что естественно.