Судьба вновь выказала свою благосклонность Яшину. Если бы Райзман передал ему сценарий на год позже, готовая картина отправилась бы на полку к смирновскому «Ангелу». Ведь если в 1967 году «закрыли» фильмы, в которых авторы отступили от сталинских канонов в изображении истории родины, то после «братской помощи народам Чехословакии» уже простая, реальная человеческая жизнь изгонялась с советских экранов и клеймилась термином «мелкотемье».
«Осенние свадьбы» успели выйти. Запрещены не были, но никакой адекватной оценки не получили. И даже факт награждения локарнским призом не возымел никакого действия. Наоборот. Кинообщественность удивлялась, почему именно этот фильм был туда послан, «розовым реализмом» его обзывала, уверяла, что были и другие, гораздо более достойные произведения для представления советского кино в Швейцарии.
Воистину, если бы что-нибудь более боевое было отправлено тогда в Локарно, то членам жюри было бы нечего противопоставить настойчивому требованию своего чешского коллеги, убеждавшего не давать приз картине из страны-агрессора. Но так как «Осенние свадьбы» являлись практически советской, деревенской вариацией на излюбленные темы Пражской весны, приз ленте всё-таки был присужден.
Обвинив чехословацких кинодеятелей в «эрозии социализма», признав пражско-братиславскую «новую волну» главным разносчиком ревизионистской заразы, бойцы советского идеологического фронта предприняли массированную атаку на отечественный кинематограф. На страницах «Огонька» критик Разумный обвиняет журнал «Искусство кино» в том, что он восхваляет антисоветские фильмы. С аналогичными обличениями в адрес «Советского экрана» выступает народный артист Крючков. После того как руководителей главных печатных киноизданий отправили в отставку, на страницах «обновленного» «Советского экрана» основной критик Р. Н. Юренев требует вернуть на экран славных героев социалистической истории.
И Яшин возвращает. Свою «Первую девушку» он снимает не потому, что очень хочет. Просто режиссер Сахаров в последний момент отказывается от постановки, и наш моряк «сам погибает, а товарища выручает».
Снова деревня. Снова молодая девушка. Снова Теличкина. Снова черно-белый широкий экран. Но на сей раз это первые большевистские годы и героиня — первая деревенская комсомолка. Лента делалась к пятидесятилетию ВЛКСМ. Сделалась. Забылась вскоре после выхода, как и десятки ей подобных «правильных» картин.
А потом охочий до работы молодой постановщик вновь скооперировался с коллегой. На сей раз это был Манос Захариас. Любопытный грек — политэмигрант, прибывший в СССР в 1949 году, после поражения коммунистов в местной гражданской войне, учившийся в Ташкенте, а с 1958 года работавший режиссером на «Мосфильме». Поставивший весьма неплохой фильм об армии «Я солдат, мама» и совсем неплохого «Карателя» — о Греции под властью «черных полковников». Совместная работа Яшина и Захариаса называлась «Город первой любви» и являла собой несколько новелл о городе на Волге, в разное время именовавшемся по-разному. Борис Владимирович поставил новеллы «Царицын, 1919» и «Сталинград, 1928».
Напрасно, приступая к работе, Яшин не вспомнил про то, как не везло с Царицыном советским кинематографистам. В 1942 году братьям Васильевым закрыли вторую серию «Обороны Царицына». Точнее, она должна была именоваться просто «Обороной», но так как выпущена была лишь первая часть дилогии «Царицын», то оригинальное название второй — «Поход Ворошилова» было заменено на «Оборону Царицына».
Через десять лет, как уже отмечалось, Михаилу Чиаурели пришлось выполнить высочайшее указание и вырезать из «Незабываемого 1919 года» Ленина. И опять двухсерийный фильм стал односерийным и просуществовал в прокате совсем недолго.
Столь же незавидной была и прокатная жизнь «Города первой любви». Впрочем, кино в Советском Союзе начала 1970-х снимали не столько для зрителя, сколько для начальства, жаждущего, победив «чешский ревизионизм», воспитывать советских людей «в славных революционных, боевых и трудовых традициях». Фильмы заканчивались, сдавались худсовету, принимались. Съемочным группам выписывались премии. Начальство удовлетворенно качало головами — еще одна лента на важную тему. Затем важные ленты ставились в план выпуска и рассылались по бесчисленным прокатным конторам.
Народ в СССР ходил в кино всегда и на всё. И ходить больше было некуда, и иностранных картин в то время стало меньше. Теперь ведь и в соцстранах покупать кино стало боязно. Приобретешь что-нибудь, а оно ревизионизмом окажется. Так что — смотрели советское. А посмотрев, тут же переключались на повседневные нужды, прочно забывая важную нужность и нужную важность в очередях за дефицитом.
Судьба, однако, не оставила Бориса Яшина без своего внимания. В его руках оказался сценарий А. Галиева и Э. Тропинина под названием «Ливень». Снова — деревня и юная девушка. Война. Героиня теряет родителей и отправляется на поиски тетки, единственной оставшейся родственницы. Не находит ее, но обретает новую семью и любовь в глухом селе, отрезанном от воюющего мира.