Режиссеры «Мосфильма»

Когда мы приехали, было видно, что Семен Кузьмич уже ознакомился со сценарием, я понял сразу по разговору. И он мне сказал приблизительно следующее: дело в том, что от его книжки практически ничего не осталось, только какие-то фамилии героев, а все остальное было „переколпачено“. Да, надо заметить, что он произвел на меня впечатление по-человечески вполне пристойное. Я увидел, что это человек в общем добрый, явно в нашем деле ничего не понимающий, просто он надиктовал книжку, и ему очень захотелось, чтобы она появилась в виде фильма. Тем более что ему легко было это сделать, поговорив с председателем Госкино, с Генеральным директором „Мосфильма“ — многие вопросы его меньше всего беспокоили. Но еще должен напомнить, что он был главным консультантом от Комитета государственной безопасности на съемках фильма „Семнадцать мгновений весны“! Он только не подумал о том, что у режиссера Лиозновой помимо всего прочего и материал был другой — неизвестный тогда для советских зрителей: гестапо, Государственная безопасность Германии и т. д. Вы ведь помните картину. И он подумал, что вот точно так же можно снять его книжку, которая рассказывала о советских партизанах в телогрейках. Вы только представьте себе на секунду изобразительно советских партизан в лесу и гестапо, Государственную безопасность Германии. Но он об этом не подумал, ему другое было важно: его книжка в виде фильма на экране.

Короче говоря, ничего плохого про тот сценарий, который ему дали читать, он не сказал. Только подчеркнул, что „снимать надо просто по книге, вот как книга написана, так и надо снимать, ничего не меняя. Другое дело, что…“. Да, еще я в сценарии указал, что картину будущую надо снимать в черно-белом варианте, потому что речь шла о 41-м, 42-м годах — это даже не середина, не финал войны, а начало ее, и всю войну мы — зрители — знаем по черно-белому кино, — и мне так виделся этот фильм. Он сказал: „Нет. Зачем снимать фильм черно-белым? Фильм должен быть цветной, широкоформатный, и играть должны, — он с таким легким украинским акцентом говорил, — народные артисты“. В общем, такое у него было представление, вы понимаете. Я жутко перепугался внутренне и понял, что такую картину снимать никогда в жизни не буду, просто мне об этом надо сейчас сказать и заявить. Легко сказать. Но — как? Я осознавал, что последствия могут быть, каким бы добрым он мне ни казался, самыми непредсказуемыми, вплоть до того, что меня могут вообще лишить возможности снимать какие-либо картины.

И вот наступает наконец тот самый день, когда я был вызван к Николаю Трофимовичу Сизову в кабинет, где я просидел в тот день около трех часов. Туда же прибыл Семен Кузьмич Цвигун. Разговор начинался втроем: Сизов, Цвигун и я. Я почувствовал, что Сизову понравился тот сценарий, который я наговорил и дал ему прочитать. Сизов понял, что из такого сценария картину сделать можно, потому что книжку Днепрова он, естественно, тоже читал и понимал, что из нее сделать ничего нельзя.

Я не мог давать оценку ни книге, ни сценарию, вы же понимаете? Я просто говорил о том, что такой фильм, как написана книга, я сделать не смогу, — вот такой у меня был тезис. А сценарий, который я вместе с этим литератором (с магнитофоном) наговорил, а он записал — я же не был в авторах сценария, автором сценария там числился Днепров, — этот я берусь, а тот не берусь, потому что просто могу подвести автора. Не имею права я говорить, что сниму, если я чувствую, что не сниму. Сизов понимал, что я отказываюсь и снимать картину не буду, а Семен Кузьмич Цвигун считал, что я то ли капризничаю, то ли… — в общем, надо меня уговорить. И вот эти уговоры меня, чтобы я согласился снимать тот фильм по его книге, долго продолжались. Сизов — у него же была масса дел! — не мог просто сидеть с нами, постоянно куда-то выходил, и со мной оставался Цвигун — страшно вспомнить! Потом приходил Сизов, выходил Цвигун… Но надо отдать должное Сизову, он-то меня прекрасно понимал, только не мог откровенно сказать „я одобряю твой выбор и твое решение“…

В результате я все-таки отказался снимать картину по книге Днепрова. Она, конечно, тут же была передана другому режиссеру — Гостеву, который в течение пяти или шести лет снимал не просто две серии, а еще одно продолжение, и потом второе, и так далее, по-моему, серий шесть было: „Фронт без флангов“, „Фронт за линией фронта“ и т. д. и т. п.

Целых два года Сизов не мог меня запустить с картиной „Ливень“. Я понимаю, не мог потому, что я не стал снимать, можно сказать, государственный заказ. Тем более что сценарий „Ливень“ не очень-то и поддерживало наше Объединение. Два года прошло, пока не вышли первые серии „Фронта без флангов“. И только после этого Сизов запустил меня. Конечно, он мог бы и раньше, но…»[12]