Режиссеры «Мосфильма»

Посидев два года без работы и без зарплаты, Борис Владимирович все-таки поставил «Ливень». В 1974-м закончил, в 1975-м картина появилась на экранах. Именно появилась, возникла. Вдруг. Без особой рекламы, как-то сама собой. Показывалась мало. Практически никем увидена не была. Про нее даже нельзя сказать «забытая лента». Подавляющее большинство тогдашних кинозрителей даже и не узнали о ее существовании.

А те немногие, что видели ее хотя бы по долгу службы, отнеслись, мягко говоря, неодобрительно. Руководитель творческого объединения Юлий Райзман отчаянно критиковал еще не смонтированный материал. Когда «Ливень» принимали, недавно заступивший на пост начальника советского кино товарищ Ермаш предлагал присудить ему третью категорию.

Каждый кинофильм в СССР сертифицировался. Высшая категория — это ленты Бондарчука, Герасимова, Озерова. Ну и бесконечные «Фронты» Цвигуна — Гостева. Первая — Гайдай, Рязанов, кассовые комедии и боевики, «важно-нужные» киноленты, постановщики которых «рылом не вышли», чтобы претендовать на высшую. Вторая — крепкие, средние ленты с пониженным кассовым потенциалом. И третья — фильмы, которые запрещать вроде не за что, но и показывать как-то негде да и незачем. Все равно никто смотреть не будет.

Номер категории был не просто важен. Он был архиважен. От него зависело вознаграждение съемочной группы и количество кинокопий, печатавшихся для показа в кинотеатрах.

«Ливень» получил вторую категорию только потому, что в день сдачи совершенно случайно в Госкино оказались Сергей Бондарчук и Станислав Ростоцкий — официально признанные классики советского кино. Они заявились к Ермашу и, что называется, «настоятельно рекомендовали» повысить уровень оценки фильма, который им нравился.

На первый взгляд все это довольно странно. Конечно, репутация Яшина после отказа работать над Цвигуном была соответствующей. Но ведь близилось тридцатилетие Победы. Тут бы и поддержать ленту «о тружениках тыла»… Но нет — выпустили лишь 3 ноября 1975 года.

На самом деле демонстративное игнорирование «Ливня» было более чем естественным.

Еще за 20 лет до этой истории в Советском Союзе одна из знаменитых художественных дискуссий 1950-х была посвящена отражению военных событий в произведениях искусства. «Глобус или карта-двухверстка» — так именовалась основная статья, написанная Бенедиктом Сарновым. Что такое глобус, знали все. Карта же двухверстка складывалась и умещалась в планшете на ремне у младших командиров, поднимавших бойцов в атаку. В конце 1940-х войну в кино показывали исключительно с глобальной точки зрения глобуса. Главным героем был Верховный главнокомандующий. Склонившись над настольной картой, «коротким переползом жирного пальца» (А. И. Солженицын) указывал он, куда надо двигаться полкам и дивизиям. А потом эти полки и дивизии двигались, куда приказано. Тогдашняя официальная доктрина заключалась в том, что война была выиграна в результате нанесения врагу «десяти сталинских ударов». Каждый из них должен был стать фильмом. К счастью, лишь три картины успели выйти до 1953 года: «Падение Берлина» Михаила Чиаурели, не такой уж плохой «Третий удар» Игоря Савченко (в 1963 году его перемонтируют в «Южный узел») и невероятная трехчасовая «Сталинградская битва» Владимира Петрова, смотреть которую можно, только приковав себя к стулу наручниками.

С середины 1950-х наступает «двухверсточное время», подарившее нам шедевры мирового киноискусства. «Летят журавли», «Баллада о солдате», «Судьба человека», «Иваново детство» рассказывали частные и честные истории обыкновенного человека на войне.

В начале 1970-х советское военное кино вернулось к глобусу. На экранах грохотало «Освобождение». Семидесятимиллиметровая пленка, широкий формат экрана. Танки движутся справа налево и слева направо, сверху вниз и снизу вверх, прямо и по диагонали. Сталин попыхивает трубкой и, отказываясь вызволять сына Якова из немецкого плена, говорит: «Я солдат на фельдмаршалов не обмениваю». Народ в зале аплодирует…

Конечно, «Балладу о солдате» и «Летят журавли» продолжают хвалить и даже иногда показывают. Но принципы, на которых построены шедевры «оттепели», преданы забвению.

И в этой-то обстановке появляется вдруг история про девчонку в заброшенном селе. Она, конечно, работает не покладая рук, но озабочена-то чем? Родных найти да любовь обрести. Картину даже не ругали идеологически. Просто сочли, что это настолько никому не интересно, что и говорить не о чем. «Искусство кино» ленту не заметило. В «Советском экране» ругали за «красивости». Народ энтузиазма не проявил.

Прошло тридцать с лишним лет. Во время показа фильмов Яшина в Музее кино не «Осенние свадьбы» стали главной сенсацией, а именно «Ливень». Стоны восторга стояли в маленьком зале: «Ах!», «Ох!», «Боже мой!», «Да почему же мы это пропустили?!», «Да почему же нам этого не показывали?!», «Почему не послали на международные кинофестивали? Все призы были бы нашими!», «Почему не показывают сейчас?!», «Вот скоро шестидесятилетие Победы. Может, хоть теперь покажут по телевизору?».