Меня вызвали в нашу главную редакцию и сказали, что хорошо бы мне ее прочитать и как-то откликнуться. Как потом я выяснил, сценарий по книге написал тот же литератор, который помогал Цвигуну писать и саму книгу. Книга очень плохая. Она не художественная, можно так мягко выразиться. Поскольку автор был очень большим начальником — он, кстати, выступал под псевдонимом Днепров, — вероятно, Госкино решило по этой книге сделать многосерийный фильм. Не знаю, надо ли подробно останавливаться на этой эпопее, потому что, с одной стороны, тогда она меня морально и, разумеется, материально потрясла, а сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что… ну что о ней подробно рассказывать? Главная редакция настояла, чтобы я снимал эту картину. Я понял, что так, как этот сценарий был написан, снимать я не могу и не буду, потому что это было просто ужасно. Это такой, как бы это сказать, конгломерат советского представления о фильмах и произведениях о войне, типично советского производства. Со всеми штампами, какие только тогда могли быть. Для режиссера это было бы просто самоубийством — снимать такую картину. И тогда я кинулся к своим сценаристам Галиеву и Тропинину и сказал, что мне поставлено условие, что „Ливень“ дадут снимать, только если я перед этим сниму картину „Мы вернемся“ по сценарию Днепрова. Ну что было делать? Слава богу, Тропинин Эдик как-то сразу понял ситуацию и сказал, что надо просто переписать сценарий заново. Но что значит переписать сценарий? Это же не так просто. Не девушку в разгар вечеринки поцеловать. И вот началась работа: сам Эдик был очень занят, и свалилось все это на Толю Галиева. Тот литератор, который помогал Цвигуну писать и книжку, и сценарий, приехал ко мне с диктофоном. По манерам он очень смахивал на работника того ведомства, которым командовал Цвигун. Выслушав все предварительные мои наметки, сказал: „А давайте сделаем так: вы мне будете рассказывать, как вы себе это представляете, просто по кускам весь сценарий, а я буду его печатать“. В общем, началась такая вот подпольная тройная работа. Конечно, я ему не сказал, что у меня есть сценаристы, которые будут помогать мне эту драматургию выстраивать.
И вот началось: я ехал к Галиеву, Галиев, морщась, поскольку это было ему не очень интересно, помогал мне придумывать какие-то эпизоды и драматургические, сценарные линии. Я это все запоминал, записывал. Потом ко мне приезжал тот литератор с магнитофоном, которому я пересказывал, как я себе в будущем фильме представлял. И должен вам сказать, что сейчас, вспоминая, как это у меня получалось, думаю, что я был в таком напряжении, настолько внутренне собран, что мне удавалось не только все это запомнить и пересказать, но и нафантазировать еще параллельно будущую картину, пока я ему надиктовывал. Потом он все печатал, я уж не знаю как: по ночам, вероятно. Короче говоря, за довольно короткое время — за месяц или полтора — двухсерийный сценарий был готов. Когда всё собралось в единое полотно, вдруг оказалось, что это вполне приличное произведение, которое вполне можно было снимать. Двухсерийное. Но самое главное — сам автор Цвигун-Днепров во все это не был еще посвящен. Слава богу, мне пришла счастливая мысль дать прочесть вариант сценария Сизову — поскольку сам Генеральный директор был завязан в этом деле. Не потому, что он должен был сказать да или нет, просто чтобы он был в курсе дела. А дальше необходимо было передать этот сценарий прочитать самому Цвигуну, который считался автором книги и сценария, хотя и под псевдонимом Днепров.
Цвигуну текст передавал не я, а тот самый литератор с магнитофоном. Через какое-то время мне позвонили из высокого учреждения, где Цвигун работал заместителем председателя Комитета государственной безопасности. Позвонил, вероятно, его адъютант, как я понимаю, и спросил, могу ли я в такой-то день утром быть дома, чтобы мы вместе поехали к Семену Кузьмичу. Цвигун в это время был где-то в профилактории или на правительственной даче, я уж не помню точно.