Резиновое сердце

Беспокойство снедало меня весь оставшийся день. Я еле досидел до конца уроков и помчался на условленное место, но Арины так и не дождался, наверное, она ушла домой раньше. К ней же я пойти не посмел: срок моего нового заключения ещё не истёк, и отец исправно звонил каждый день ровно в два пятнадцать, чтобы удостовериться, что сын дома и делает уроки. Поэтому я во весь дух помчался домой и успел как раз вовремя: телефон трындел не переставая.

Уроки, естественно, на ум не шли. Я хотел узнать, чем всё закончилось, и несколько раз звонил Арине на сотовый с домашнего, но безрезультатно: она выключила телефон. Из дома я уйти не мог: держало слово, данное отцу, и я потихоньку сходил с ума от невозможности что-либо предпринять.

Мама видела моё беспокойство, но я решил не тревожить её понапрасну и дождался прихода отца. Я надеялся, что он разрешит мне выйти из дома: обещание я сдержал, оценки исправил, можно было бы и отпустить поводок.

Когда отец пришёл, я подождал, пока мы все вместе пообедаем (этой хитрости ещё в детстве научила меня мама: не просить его ни о чём, пока он не поест), и подступился к папе с просьбой отпустить меня на пару часов на улицу. Напирал я в основном на то, что мне не хватает свежего воздуха, а до экзаменов остаётся всё меньше времени и скоро гулять будет совсем некогда. Отец, думаю, мысленно повеселился, но отпустил меня ровно на два часа, велев взять мобильник и быть на связи.

В считанные секунды я собрался и помчался к дому Арины. Взлетел на пятый этаж и надавил кнопку звонка. Никто не открыл. Я ещё немного потоптался около двери и спустился вниз. Делать было нечего, и я решил прождать здесь всё отпущенное мне время, авось, что-нибудь да произойдёт. И произошло, не успел я ещё отковырять все щепки от лавочки и истоптать песок вокруг. Её фигурку я увидел, когда она появилась в конце дома. Я узнал бы её из сотен других! Сердце моё встрепенулось, и я было бросился ей навстречу, но мужчина, идущий рядом с ней, заставил меня притормозить.

– Здравствуйте, Арина Марковна, – я немного запыхался.

– Здравствуй, Гриша. Вроде бы виделись сегодня? Ты как тут?

– Да я это… узнать… – смешался я.

– Здравствуйте, молодой человек! – обратился ко мне пожилой мужчина.

– Здравствуйте.

– Ариша, что же ты нас не знакомишь? – он спрятал в рыжеватые усы улыбку.

– Папа, это мой ученик, Григорий Баженов, а это Марк Александрович – мой папа! Гриша за книгой зашёл, да, Гриша?

– Да… я за книгой…

– Пап, ты ко мне поднимешься?

– Да нет, пожалуй, пойду, дел много. На той неделе загляну.

Они распрощались, и он ушёл.

– И зачем ты пришёл? – она не смотрела на меня.

– Я узнать…

– Что?

– Я хотел спросить, как у тебя… у вас дела. Я на мобильник звонил, но ты… вы… не отвечала…

– Я знала, что ты будешь звонить, и отключила его. А ты всё равно пришёл. Как же твой домашний арест?

– Я папу попросил… – совершенно глупо сказал я.

– И папа тебя отпустил в гости к взрослой женщине? – она взглянула на меня, и я увидел, какие у неё красные веки.

«Плакала», – подумал я.

– Вы плакали, Арина Марковна?

– Папа так и сказал: благословляю, сынок, твою любовь к своей учительнице, живите с ней долго и счастливо?

Я покачал головой.

– Тогда зачем ты сюда пришёл?

Я молчал.

– Гриша, пойми, у меня большие неприятности, мне могут запретить профессиональную деятельность, а ведь я… больше ничего не умею. Нам надо это прекратить…

Её «нам» резануло меня по живому: значит, она тоже что-то ко мне испытывает!

– Скоро выпускные экзамены и бал, – сказал я. – И я уже не буду вашим учеником, поэтому давайте прекратим… на время.

– Гриша, ты издеваешься надо мной! – с надрывом воскликнула она.

– Нет, я люблю вас и хочу, чтобы вы тоже любили меня…

Она покачала головой:

– С тобой невозможно серьёзно разговаривать! Ты ещё такой несмышлёный!

Если она хотела меня обидеть, ей это вполне удалось, но я сумел сдержаться.

– Арина, я не понимаю, в чём проблема?! Тебе двадцать три, мне восемнадцать, ну и что?! люди живут и с большей разницей в возрасте! Почему же ты так говоришь?! Причина в другом? Я тебе… противен?

Арина улыбнулась.

– Давай присядем!

Мы уселись на лавочку, с которой я отковыривал щепки.

– Ну как же ты можешь быть мне противен? – она улыбнулась. – Такой милый мальчик! Нет, дело в другом: я действительно не люблю тебя и не смогу полюбить. У меня уже есть… любимый мужчина.

Она врала, это было ясно, как день, только я своим недалёким умишком тогда никак не мог понять, зачем ей это нужно?! Да и сейчас не понимаю…

– Это неправда, – сердито сказал я. – У тебя никого нет! Я знаю!

– Да как ты смеешь! – у неё от негодования даже уши покраснели. – Как смеешь лезть в мою личную жизнь?!

– Да нет у тебя никакой личной жизни! – брякнул я. – Уроки, тетрадки – и всё! Это и жизнью-то назвать нельзя!

У неё слёзы на глаза навернулись, она растерянно открыла рот, но сказать ничего не смогла. А меня куда-то понесло, ведь она обидела меня, назвала несмышлёнышем, ткнула носом в мою глупость!

– И кто на такую, как ты, позарится? Одна работа на уме! Была бы хоть красоткой, а ты даже одеваешься как старуха!