Резиновое сердце

Мой замысел был очень прост: пойти с экземпляром журнала к Арине Марковне, поговорить о житье-бытье, попросить разрешения напечатать её историю как продолжение предыдущей, а потом, может быть, устроить им встречу, ну и поприсутствовать при этом. У меня, что называется, свербело в одном месте, я не могла поверить, что такая сильная любовь так тривиально закончилась: браком без любви с одной стороны и одиночеством – с другой. Не может этого быть! С этим вдохновляющим чувством я несколько часов занималась статьёй, хотя сердце моё рвалось к Ильнару. Отправив готовый материал по электронке дяде Коле, я помчалась в больницу.

В палате Ильнара находились мужчина и женщина.

– Герда, это мои папа и мама, – сказал он.

– Мама, папа, это Герда, моя любимая девушка.

Ильнар, по всей видимости, вполне пришёл в себя, а вот я выпала в осадок. Сказать, как я представляла себе родителей моего парня? Несмотря на неоднократные напоминания Ильнара, что он второй сын из двух имеющихся, мне казалось, что его отец должен обязательно быть в тюбетейке, эдаким приземистым широколицым крепышом с узкими глазами, а мать – в цветастом, преимущественно зелёном платье, с лицом, сморщенным, как печёное яблоко, и обязательно в парандже. Изъясняться они должны исключительно на татарском.

Предо мной же стояли двое – мужчина и женщина. Он – высокий, стройный шатен с карими глазами, в строгом деловом костюме с отлично подобранным галстуком; она – тоже шатенка, но голубоглазая, в прекрасном элегантном платье, в туфлях на удобном каблуке, волосы уложены в причёску, на лице – лёгкий макияж. Никаких тюбетеек и паранджи априори.

Они поздоровались со мной, я услышала тот же лёгкий акцент, что и у Ильнара, и расступились, давая мне подойти к нему.

– Привет, – сказала я и неловко, смущаясь, поцеловала его. – Как ты себя чувствуешь?

– Ты пришла – и у меня всё просто замечательно! – заявил он, нимало не стесняясь родителей. – Мама, папа, это именно та девушка, о которой я вам говорил и на которой хочу жениться. Больше мне не нужен никто!

– Сыночек, не волнуйся! – ласково сказала мать. – Мы сделаем так, как ты хочешь!

– Не переживай, никто насильно женить тебя не собирается! – добавил отец.

Я поняла, что произошедшее заставило их напрочь пересмотреть систему ценностей и теперь они согласны на любые условия сына, лишь бы он был счастлив.

– Ильнар, – я поёжилась. – Я ведь ещё не дала тебе окончательный ответ, почему ты решаешь за меня?

– Так скажи прямо сейчас, не томи меня!

– Сынок, ты смущаешь её, – доброжелательно взглянув на меня, сказал отец. – Девушек нельзя торопить!

– Успокойся, – улыбнулась мать. – Мы не переменим своё решение, можешь не бояться и не торопить Герду, ведь для неё это очень важно!

– Мы, пожалуй, пойдём, – отец взял её под локоток. – Пообщайтесь без нас, а мы придём к тебе вечером!

Они вышли, и мы остались вдвоём.

– Ты сердишься на меня? – спросил он, виновато улыбаясь.

Я пожала плечами:

– Не знаю.

– А я знаю. Наверняка сердишься, – вздохнул он. – Ты же любишь всё решать сама, а я…

– Молчи уж, знахарь! Скажи лучше, как самочувствие?

– Ну как тебе сказать, – он слегка покривился. – Если честно, всё болит: голова, рука, особенно нога мозжит просто нестерпимо! И чешется. Так чешется, что терпеть мочи нет!

– Это же хорошо! – обрадовалась я. – Говорят, если чешется, значит, заживает!

– Да, тебе бы так! – совершенно по-детски протянул он. – Свербит, а почесать нельзя! И работа стоит… И вообще, когда теперь я отсюда выйду… Эх!

Ильнар отвернулся, махнув здоровой рукой.

– Не переживай так, всё плохое закончится когда-нибудь, а я буду рядом с тобой.

– Угу, из жалости! Спасибо большое! – буркнул он. – И не подумай, что я тебя умоляю или давлю! Этого ещё не хватало!

– Так-так! Это кто из нас сердится?! Неужели я? – я понимала, что он обижен, расстроен, что его мужское эго ущемлено, но также я понимала, что если соглашусь на свадьбу сейчас, он так и будет думать, что основная причина – это жалость к нему, болезному. А жалеть мужчину нельзя ни в коем случае! Это чувство только унижает!

«Поэтому, дорогой мой Ильнар, – решила я, – жалости ты от меня не дождёшься, будь готов к неожиданностям. А согласие получишь от меня, когда хоть немного окрепнешь и вернёшься к жизни!»

– Ты знаешь, – сказала я. – На днях выходит новый номер моего журнала, принесу тебе почитать, может, что интересное найдёшь! А сейчас я пойду, мне некогда!

Он продолжал лежать, отвернувшись от меня. Я пожала его ладонь, поцеловала в сердитую щёку и вышла. Было больно оставлять его в таком состоянии, но позволять ему упиваться жалостью к самому себе и проявлять ещё большую жалость с моей стороны было никак нельзя!

– Пока, Ильнар, приду завтра!

– Пока! – буркнул он.

– У тебя классные предки! – заявила я и выскользнула из палаты.