Резистенция Платины

Наверное, именно это имела ввиду первая наложница бывшего начальника уезда, когда пыталась её остановить? А девушка совершенно не подумала об этом, когда, позабыв обо всём, спешила к сестре своего приёмного отца.

"Вселенная не вращается вокруг тебя", - с горечью усмехнулась пришелица из иного мира, кстати вспомнив где-то прочитанное изречение.

Правда, старший отпрыск господина Сабуро тоже сбежал. Но, как говорили там, где раньше жила Платина: "Это другое".

Во-первых, тому спасаться приказала мать, а он, как благочестивый сын, только покорно исполнил родительскую волю.

Во-вторых, лишь старший наследник рода может совершать церемонию перед поминальными табличками предков, дабы их духи не превратились в голодных, бесприютных призраков.

Так что вполне возможно, что с точки зрения настоятельницы монастыря "Добродетельного послушания" Гато Сабуро должен любым способом спасти свою жизнь, а Ио Сабуро обязана стать государственной невольницей, пойти на каторгу вместе с остальными членами семьи и там сдохнуть!

Все эти догадки и рассуждения тёмным вихрем пронеслись в голове девушки, разъедая душу горечью разочарования и наполнив глаза непрошеными слезами.

Горло перехватил спазм, и ей пришлось сделать несколько судорожных вдохов, чтобы обрести способность говорить.

Расправив плечи и глядя прямо в глаза собеседницы, она попыталась объяснить свой поступок:

- Потому что я не хочу становиться рабыней, госпожа Сабуро.

- А чего же вы хотите? - всё с тем же ледяным равнодушием поинтересовалась женщина, не отводя взор.

Ответ на этот вопрос нашёлся словно бы сам собой.

- Барона Хваро сейчас нет в городе. Я хочу, чтобы вы помогли мне его дождаться и связаться с ним.

Глаза льдинки чуть расширились и сделались как будто ещё холоднее. Крылья носа настоятельницы затрепетали. Под бледной кожей скул заходили желваки. На миг нежданной гостье показалось, что она слышит скрежет зубов. Но голос собеседницы остался всё так же спокоен.

- Хорошо... госпожа Платино.

Девушка вздрогнула, ещё раз поняв, что от неё только что отказались.

Используя обращение по старой фамилии, госпожа Амадо Сабуро ясно и недвусмысленно дала понять, что больше не считает Ию не то что членом своей семьи, но даже близкой подругой.

- Я помогу вам, - продолжила женщина, глядя остекленевшими глазами куда-то сквозь собеседницу. - Но это в последний раз.

Удивительно, но девушка ещё сумела найти в себе силы церемонно поклониться.

- Благодарю, госпожа Сабуро.

- Вечером, как стемнеет, ждите меня у двери в восточной стене, - игнорируя её слова, сквозь зубы чеканила настоятельница. - А сейчас уходите!

- Хорошо, госпожа Сабуро, - Платина отвесила очередной церемонный поклон и, почти ничего не видя за пеленой слёз, зашагала прочь на деревянных, негнущихся ногах, спиной ощущая буравящий взгляд бывшей подруги.

Она не помнила, как прошла мимо лекарского двора, как оказалась за воротами обители и очнулась лишь тогда, когда кто-то довольно грубо схватил её за рукав.

Удушающий морок развеял знакомый мальчишеский голос:

- Да стой ты!

Встрепенувшись, Ия посмотрела на младшего сына Замина.

Видимо, выражение её лица весьма впечатлило подростка, потому что, резво отпрянув, он пробормотал, невольно отводя взгляд:

- Ты это... Ну... Не знаешь, как там мой брат? Что монашки сказали? Он выздоровеет?

- Не знаю, - покачала головой девушка. - Прости.

- Ну ладно, - окончательно стушевавшись, попятился собеседник.

Растерянно оглядевшись, приёмная дочь бывшего начальника уезда поняла, что находится уже возле шалашей и навесов, устроенных родственниками пациентов неподалёку от монастырских стен.

- А тебя-то уже вылечили, - полувопросительно-полуутвердительно проговорил мальчишка. - Почти что и не заикаешься.

- Ага, - коротко кивнула Платина. - Почти.

Сейчас она меньше всего нуждалась в компании, поэтому, не обращая внимание на недавнего попутчика, явно собиравшегося задать ещё немало вопросов, решительно направилась вверх по склону, подальше от людей и их неуёмного любопытства.

Парнишка ещё что-то сказал, но Ия даже не обернулась. Девушку уже не интересовало, что пацан подумает о её столь стремительном исцелении. Сцепив зубы, она продолжала подниматься, огибая густо разросшиеся деревья и кустарники.

Лишь когда звуки, доносившиеся из лагеря у ворот обители "Добродетельного послушания", окончательно затихли, Платина рухнула на траву и громко, в голос заревела, проклиная бывшую подругу, приёмного папашу, тех, кто арестовал его за государственную измену, а также весь этот грёбаный мир и того козла, который её сюда забросил.

Единственная польза от истерики состоит в том, что она не может длиться вечно.

Усталость и голод подточили силы, а пересохшее горло не позволило долго орать.

Слёзы разочарования охладили разгорячённое сознание, и приступ паники начал переходить в тупое безразличие.

Даже погода испортилась. Солнце скрылось за облаками, потянуло прохладным ветерком.

Со стоном усевшись, Ия вытерла рукавом мокрое, зарёванное лицо.