Резкое похолодание. Зимняя книга

Я просовываю письмо в нору. Еще я кладу туда шоколадную конфету.

Я говорю:

– Волшебница, ответь мне, пожалуйста, правду.

Я говорю:

– Волшебница, съешь шоколадную конфету. Она очень вкусная. Если тебе понравится, я принесу еще. Сколько хочешь. Ты только ответь.

V

Воскресенье ничем не отличается от субботы. В воскресенье все повторяется снова. Папа смазывает наши лыжи. Мама кричит:

– Чудовище!

Мама кричит:

– У тебя нет души!

Отец напевает что-то себе под нос. Выражение полностью выбралось из него наружу, оно покрыло его лицо страшной маской.

Мама кричит:

– Оставь ребенка дома! Не води ее на гору! Ты ведь знаешь, что там, внутри! Ты ведь прекрасно знаешь, что внутри…

– Что внутри?! – рявкает вдруг отец. – Что ты городишь? Ну? Я тебя слушаю – ЧТО ТАМ ВНУТРИ? Скажи это вслух. При ребенке.

Мама смотрит на него зло и затравленно, как кусачая собака, в которую вонзились шипы строгого ошейника.

– Ты знаешь, что там, – тихо рычит она.

– Не знаю, – говорит он. – Просвети.

– Там… то, что осталось… Отходы, – вдруг оживляется она. – Радиоактивные отходы. Это вредно для здоровья.

– Ну да, – саркастически ухмыляется отец. – И еще там следы от посадки НЛО. И радары американских спецслужб.

– Это вредно для здоровья, – без всякого выражения повторяет мать.

– Для здоровья вредно сидеть дома и жиреть. – Он выразительно переводит взгляд с матери на меня. – А заниматься зимними видами спорта для здоровья полезно. Соня, я ухожу. А ты как хочешь. Ты взрослая девочка.

Снова сноп искр и этот жуткий звук – ж-ж-ж-ж-ж-ж – как будто в мерзлых железяках замурованы сотни ос.

Осиное «ж-ж-ж-ж-ж» электрической дрелью сверлит мне руку, но я терплю. Голова под шапкой вспотела. За мной уже выстроилась огромная очередь на подъемник. Всем надоело. Все дают советы:

– Осторожненько, осторожненько цепляй!

– Не дергай!

– Не бойся!

– Быстрей давай!

– Пешком поднимайся!

– Помогите ей кто-нибудь!

Я чуть-чуть поворачиваю жужжащий бугель, чтобы два торчащих из него штырька плотно обхватили трос. Жужжание угрожающе усиливается – бугель дергается вслед за тросом – я дергаюсь вслед за бугелем – зажмуриваюсь – и снова падаю.

– Корова! – говорит кто-то тихо.

– Как вам не стыдно оскорблять ребенка! – говорит кто-то громко.

Я лежу на снегу с закрытыми глазами. Я корова. Моя толстая туша полностью блокирует доступ к подъемнику. Из-за меня никто не может подняться на гору. Я лежу и всем дико мешаю. Я не хочу открывать глаза. Я никого не вижу. Я не вижу, как кто-то меня видит. Значит, меня никто не видит…

– Дай-ка я тебе помогу. – Сильные руки уверенно и легко поднимают меня со снега. – Девочке не стоит лежать на холодном. Тем более на самом проходе.

Я открываю глаза: Леночкин папа заботливо отряхивает с моей куртки снег и улыбается во весь рот. Леночка стоит рядом и тоже улыбается, криво и противно, не размыкая губ, чтобы не было видно пластины для исправления прикуса.

В школе ее пытались дразнить за эту пластину, но она сказала, что когда пластину снимут – через полгода, – у нее будут красивые ровные зубы. Больше ее никто не дразнит. Что за радость смеяться над недостатком, если через полгода он обернется достоинством?.. Вот если ты толстая, если ты очень толстая корова – тогда совсем другое дело. Это надолго. Это навсегда. Это хороший повод посмеяться…

– Хочешь, я тебе покажу, как надо? – спрашивает Леночка и, не дождавшись моего ответа, протискивается к подъемнику.

Она быстро и ловко цепляет свой бугель за трос – так ловко, что он совсем не жужжит, так быстро, что я даже не успеваю заметить как, – она спокойно трогается с места; она непринужденно, одной рукой, держится за деревяшку на конце бугельного ремня, а другой рукой машет нам; она красиво скользит к вершине горы; она чуть подтягивается на ремне и просовывает деревяшку у себя между ног, как качели-тарзанку; у нее хорошая осанка и прямая спина; она скользит вверх и наверняка улыбается, улыбается, улыбается во весь рот, потому что сейчас никто не увидит ее пластину для исправления прикуса…

– Дай-ка я тебе помогу, – повторяет Леночкин отец. – Держись… Та-ак…

Я держусь за деревяшку. Он сам цепляет мой бугель за трос и осторожно, плавно выпускает из рук ремень.

– Ну всё, пошла!

Толстый металлический трос тянет меня наверх. Я вцепилась в деревяшку обеими руками, я не отпущу ее ни за что, я доеду до самого верха. До самой вершины.

Это моя гора. Моя – и моей волшебницы.

Краем глаза я замечаю, как катится вниз он – Жилец Вершин. Его волосы – цвета горного снега. Его силы бесконечны. Его движения совершенны. Он лавирует между красных флажков – расслабленно, по-хозяйски, с ленцой. Он не знает, что металлический трос тянет меня на вершину. Он думает, что я тренирую коньковый шаг или подъем лесенкой. Там, внизу.

Там, где маленькие человечки толкаются у подъемника.

Но мне плевать, что он думает. Плевать, что он говорит. Я больше не стану ему подчиняться. Теперь, когда я кое-что знаю. Теперь, когда я получила ответ от моей волшебницы. Настоящий ответ.

Он лежит у меня в кармане.

Вопросы волшебнице

Дорогая волшебница,