Резня на Сухаревском рынке

Сбежин взял рисунок, положил его перед собой на стол и дотронулся рукой до подбородка. Некоторое время он изучал изображение, а потом, не меняя позы, поднял глаза на Скопина.

— Очень похоже, — сказал он. — Но какой толщины был слепок в самой широкой части, то есть у основания?

— Где-то полдюйма или даже чуть меньше, — ответил Архипов.

— Вот как? — удивился Леонид Андреевич. — Маловато для рогатины. Вот тут, — он ткнул пальцем в широкую часть, — должно быть значительное утолщение для перехода в трубку, которой рожон… то есть нож рогатины крепится к искепищу — древку. Искепище у рогатины короткое, в рост человека, и толстое, поскольку это оружие используется на крупного зверя. Но полдюйма… Этого недостаточно. Я бы сказал, что это не рогатина, а кинжал.

— Кинжал? — удивился Архипов.

— А не широковат он для кинжала? — спросил Иван Федорович. — Если, конечно, персидский… Но те — изогнутые.

Сбежин посмотрел на следователя с плохо скрываемой иронией.

— Вы разбираетесь в восточных кинжалах?

— Немного, — кивнул Иван Фёдорович. — Я служил в Туркестане, когда шахрисябцы хотели взять Самарканд.

— О! — с уважением произнёс Леонид Андреевич. — Тогда понятно. Но я говорю не о персидских кинжалах. Скорее о… Впрочем, я вам сейчас покажу.

Сбежин порывисто встал и вышел через дверь в соседнюю комнату.

Архипов наклонился к Ивану Фёдоровичу и тихо спросил:

— Что случилось с его женой?

Скопин пожал плечами.

— Не знаю. Судя по всему, самоубийство. Надо выяснить.

Леонид Андреевич вернулся с альбомом. Положив его на стол, он нашёл нужный разворот и указал тонким пальцем на рисунок кинжала с необычной рукояткой, представлявшей собой букву Н, прикрепленную снизу к широкому лезвию.

— Вот, — сказал он. — Индийский джамадхар. Или иначе — катар. Тычкового типа. Берёте за вот эту перекладину и наносите удар. Считается клинком Бога смерти.

— Тычкового? — удивился Архипов.

— Есть ещё сиамские и малайские крисы, — продолжил Сбежин. — У них пистолетная рукоятка, а значит, крисы можно условно отнести к тычковым кинжалам. Но крисы намного уже, а кроме того, имеют в основном волнистое лезвие с очень узким остриём и значительным расширением к рукояти. Это расширение даже играет роль гарды, защищающей пальцы. Но, уверяю вас, при ударе крисом характер раны будет совершенно иным. Впрочем, это может быть и европейский кинжал. Например, пугио — кинжал римских легионеров. Широкое лезвие, похожее на ваш отпечаток.

— Римские легионеры? — удивился Архипов. — Я думал, они все вымерли.

Сбежин с улыбкой посмотрел на Захара Борисовича.

— Несомненно, — сказал он. — Но подобный кинжал современной ковки вполне можно купить в Италии. Они там производятся в качестве сувениров. Хотя есть и другое применение. Я сам недавно консультировал главного костюмера Большого театра, который собирался в Риме купить несколько таких пугио. Они были нужны им как образцы для изготовления деревянных копий на постановку. Кажется, это «Атилла» синьора Верди. Но, впрочем, среди итальянских клинков есть и более современный кинжал такого типа. Он называется чинкведа, то есть «пять пальцев». Пять пальцев должны умещаться в самой широкой части клинка.

Скопин приложил пять пальцев к рисунку и взглянул на Архипова. Тот кивнул.

— Но это ещё не все, господа, — продолжил Сбежин. — Похожее лезвие у китайского нефритового кинжала.

— Нефритового? — переспросил Скопин.

— Так точно. Лезвие сделано не из металла, а из нефрита. Правда, такой кинжал — скорее церемониальное оружие и нанести им удар, не сломав, довольно сложно. Сколько всего было ударов?

— Два, — ответил Архипов.

— Вот видите, — кивнул Сбежин.

— Но, — поднял палец Скопин. — Все это — экзотическое оружие. Наверное, каждый такой кинжал наперечет?

— Вовсе нет, — возразил Леонид Андреевич. — Взять хотя бы джамадхар! Поскольку это кинжал необычный, привлекающий внимание, его часто покупают наши дипломаты и коммерсанты, приезжающие в Индию. Он прекрасно смотрится в охотничьих домиках или над камином в кабинетах. Впрочем, в связи с нашими отношениями с Англией их количество уменьшилось, джамадхары теперь привозят из Лондона. Я лично знаю пять таких кинжалов в Москве.

— А у вас такой есть в коллекции? — спросил Архипов.

Леонид Андреевич встал и снова вышел из комнаты.

— М-да… — грустно произнёс Архипов. — Вся наша теория про рогатину в коллекции Трегубова идёт прахом.

— Это ничего, — на удивление бодро ответил Иван Фёдорович. — Зато сколько нового узнали!

Захар Борисович с удивлением посмотрел на своего старшего товарища. В этот момент вернулся Сбежин с кинжалом в руках.

— Вот, — сказал он. — Это мой экземпляр. Только аккуратнее, я вам сейчас покажу. Он необычный.

Леонид Андреевич нажал невидимую кнопку на рукояти — и лезвие вдруг разошлось на три части.

— Ого! — воскликнул Скопин. — Что это?

— Это так называемый катар-ножницы. Его можно использовать для нанесения ран, а открыв дополнительные лезвия, можно блокировать клинок противника, причём тогда, когда он этого не ожидает. Вот!

Сбежин подошёл к стене и снял с ковра изогнутую саблю.

— Это индийский шамшир. Возьмите.