Резня на Сухаревском рынке

Он протянул саблю Скопину. Тот встал и неуверенно принял оружие.

— Не удивляйтесь, что такая маленькая рукоятка, — улыбнулся Сбежин. — Индийцы невелики ростом, а руки у них меньше нашего. Попробуйте нанести мне удар. Не по-настоящему, конечно, слегка!

Иван Федорович слабо взмахнул саблей, Сбежин тут же подставил навстречу тройной клинок своего кинжала и остановил лезвие шамшира.

— Вот так это действует!

Скопин стоял, задумчиво глядя на оружие в своей руке.

Леонид Андреевич положил кинжал-ножницы на стол, придавив им листок с изображением.

— Увы, господа, — сказал он. — Боюсь, это все, чем я могу вам помочь. Мало того, я даже не уверен, что тут, — он ткнул пальцем в рисунок, — мы имеем дело с редким иноземным кинжалом. Ведь это вполне может быть изделие нашего доморощенного кузнеца, а то и просто заточенный кусок рессоры. Я-то ищу в нем знакомые черты благородного оружия. И это простительный грех, потому что коллекционер всегда ищет восхитительные цветы, не обращая внимания на мусор под ногами. Если только он не коллекционирует мусор, конечно.

— Скажите, — произнес Архипов, тоже вставая, — знаком ли вам коллекционер Трегубов?

— Конечно, — спокойно ответил Сбежин.

— Нет ли у него в коллекции кинжалов или… Или какого другого оружия?

Сбежин покачал головой.

— Вы намеренно не говорите мне, что его убили?

— А вы знаете? — спросил Скопин.

— Увы, да, — повернулся к нему Леонид Андреевич. — В нашей среде новости расходятся быстро. Тем более что после Трегубова должна остаться коллекция, которую выставят на распродажу. Впрочем, сомневаюсь, чтобы там можно было найти что-то стоящее.

— Почему? — спросил Захар Борисович.

Сбежин пожал плечами.

— По правде сказать, вкуса у Михайлы Фомича не было никакого. Он был похож на сороку, которая тащит все блестящее. Брал в основном фарфор, но не гнушался и золотишком.

— Но разве коллекционирование не требует больших денег? Он был богат? — задал вопрос Скопин.

— Его батюшка владел медным рудником на Урале. И хотя тот истощился еще при начале царствования Николая, наследство он оставил хорошее.

— А вам какое наследство оставил батюшка? — невинно поинтересовался Скопин.

— Увы, — вздохнул коллекционер. — Всем моим нынешним положением я обязан своей покойной супруге.

Он взял со стола индийский кинжал.

— Могу я вам помочь чем-то еще?

Скопин и Архипов встали. И в этот момент в дверях наконец возникла прислуга с подносом, на котором стоял кофейник и три чашки.

— Луша! — с досадой крикнул ей Сбежин. — Что ты копаешься? Неужели нельзя было побыстрей?

Леонид Андреевич повернулся к гостям с извиняющимся выражением лица.

— Нет-нет, — сказал Скопин. — Мы узнали довольно, так что кофе в следующий раз. Кстати, вы знаете, что Трегубова перед смертью пытали?

Леонид Андреевич помедлил, а потом ответил отрицательно.

— Похоже, грабитель что-то искал, — продолжил Скопин, застегивая шинель. — Вы знаете, что незадолго до убийства Трегубова ограбили?

— Вот как?

— Грабителей было двое. Одного мы потом обнаружили на соседнем кладбище убитым. А вот второй, похоже, сбежал.

Архипов предостерегающе посмотрел на Ивана Федоровича, полагая, что тот и так рассказал более, чем положено.

— Простите, — смущенно сказал Сбежин. — Я не очень понимаю, чем могу помочь тут…

— Возможно, у старика была какая-то ценная вещь, которую грабители не заметили, — пояснил Скопин. — И второй молодчик вернулся, чтобы исправить ошибку. Ну, впрочем, вы правы, это уже наше дело.

Сбежин снова заверил, что готов содействовать полиции в любое время суток, после чего проводил сыщиков до двери на лестничную площадку и запер за ними дверь.

Скопин с Архиповым вышли под мелкий моросящий дождь.

— Это зачем? — спросил Захар Борисович, поднимая воротник.

— Что?

— Зачем вы завели разговор про грабителей?

Скопин пожал плечами:

— Так, выстрел наудачу.

Он пошел вокруг дома, пока не наткнулся на дворницкую, и постучал в дверь. На улицу вышел осанистый дворник в длинном сером фартуке.

— Чего надо? — спросил он сиплым пропитым голосом.

— Потолковать, — ответил Скопин.

— Некогда мне!

Скопин повернулся к Архипову.

— Что? — обратился тот к дворнику высокомерно. — Не признал? Из полиции мы. Или арестовать тебя суток на пять?

Дворник проморгался, стащил шапку и поклонился.

— Извиняйте, господа хорошие, со сна не признал.

— То-то, — сказал Захар Борисович. — Поговори мне тут!

— Как тебя звать, дядя? — спросил Скопин.

— Филимоном Петровым кличут.

— Скажи мне, Филимон Петров, тут у вас жилец есть — Сбежин Леонид Андреевич…

— Есть, как не быть.

— Вдовец?

Дворник Филимон кивнул и снова надел шапку.

— А что с его женой случилось? — спросил Скопин. — Померла?

Филимон помялся.

— Померла. Да только не своей смертью. Повесилась.

— Повесилась? — переспросил Скопин. — А с чего?

— Говорят, любовник у ей был. А муж прознал. Так она от совести и повесилась.

— Ага, — сказал Скопин. — От совести, значит.

— От нее, проклятой.

— А что, дорогой Филимон, — сказал Скопин. — Покойница, значит, ветреной была?