Резонансная техника пения и речи. Методики мастеров. Сольное, хоровое пение, сценическая речь

Каждые 5 лет своего существования хор университета отмечал прекрасными концертам в актовом зале Университета и Капелле. К юбилейным концертам готовили интересные, крупные и трудные произведения. Глаза горели и на сцене, и в зале, на юбилей приезжали, приходили «старики», певшие раньше в хоре, их дети, а потом и внуки. Хорошо помню (мне было, наверное, 10 лет – значит, отмечали 20-летие хора), как после выступления хор с двух сторон сцены забросали букетиками фиалок. И, конечно, на следующий день банкет в огромной старинной университетской столовой. Народу набиралось человек 200–250: гости, хор и «старики». Тосты, поздравления, искрометный капустник, обязательные юбилейные хоровые песни, застольные, из нынешнего репертуара, из прошлого. А когда отмечали юбилеи Сандлера, народу становилось чуть ли не в два раза больше. Прибавлялся хор Радио, редакторы радийные и все концертных залов, композиторы, родственники… Мы все еле помещались в огромном зале «восьмерки». Но счастья, веселия и торжества было больше, чем народа. Папа из всего умел сделать праздник, что-то значительное, незабываемое.

Папа был фанатично предан хоровому делу, а мы с мамой – папе. Мама воспитала во мне огромное уважение к папиной работе, творчеству, к его гению. Она всю жизнь любила его не только как человека, мужа, но и как творца. Всю жизнь восхищалась его творчеством.

Когда ты руководишь большим коллективом, приходится отстаивать его интересы и твои творческие интересы перед музыкальными и немузыкальными чиновниками, большими и маленькими, да и внутри коллектива иногда возникают непонимания, трения. Все это папа очень переживал, а мама была в курсе всех его неприятностей, обид. Бывало, я просыпалась ночью и видела свет в папиной комнате, и слышала, как папа рассказывал, жаловался на что-то маме, мама слушала, возмущалась, потом папа спокойно засыпал, а она до утра переживала за него, да и сейчас переживает все несправедливости, выпавшие на его долю, свидетельницей которых она была.

Мы с братом долго пели в университетском хоре и всегда были «равнее всех равных», были очень скромными, причем эта скромность была не показной, а была внутренним состоянием, то ли воспитанным, то ли переданным от папы. При всей его требовательности в работе, в обычной жизни он был очень скромным.

Однажды, когда мне было лет 6, я каталась во дворе на коньках и между детьми на катке завязался какой-то разговор, спор, и вдруг я заявила: «А мой папа – знаменитый дирижер!» Каким-то образом это стало известно родителям. Меня не ругали, нет, меня стыдили, говорили, что хвастаться чем бы то ни было очень некрасиво, стыдно. Я это запомнила на всю жизнь. И в хоре новички год или два даже не знали, что я – дочь, а Миша – сын Сандлера.

Я была влюблена в хор, предана ему. Когда мой будущий муж пришел просить моей руки к родителям, папа сказал: «Бери ее, она верная, я по хору знаю». Хор затмевал студенческую, университетскую жизнь, стройотрядовскую, потом профессию. Когда папа в конце жизни, думая, что я не люблю свою профессию и не могу жить без хора, предложил устроить меня в какой-нибудь профессиональный хор, я, конечно, отказалась. Подумала: как он может предлагать мне петь в каком-нибудь другом хоре? Сейчас, когда его давно уже нет, многие его бывшие хористы объединились в хоры выпускников и обижаются на меня, что я не пою с ними, думают, что я плохо отношусь к их новым руководителям. Вовсе нет, просто, оказывается, я люблю петь только в хоре под руководством Г. Сандлера. Не любила, а люблю. Слышав «Бога звучащего», соприкоснувшись с Истиной и Гармонией в папином хоре я теперь тоскую по совершенству. Наши исполнения и сейчас звучат во мне, звучат в его трактовке, с его звучанием, с его эмоциональностью, с его любовью к музыке и ко всем нам.

Папа был очень скромным, но эта скромность и очевидная законопослушность были соединены с полной внутренней свободой и одновременно с полной внутренней дисциплиной и самоотдачей. Эту свободу не могли ограничить никакие формы правления, ни сталинизм, ни застой, ни перестройка, никакие чиновники, никакие обстоятельства. В основе этой его свободы была Любовь. Не помню, что мы разучивали, в связи с чем Сандлер однажды нам сказал: «В каждом человеке есть что-то, за что его можно и нужно любить! Главное – найти это… и любить!!!»

2010 г.

Раздел IV Резонансная техника в методиках педагогов по сценической речи

В. П. Морозов. Резонансная техника и голос актера [70]