Ричард Лаймон. Ночь в тоскливом октябре

— Если будут проблемы, я тебе крикну, — она скрылась на кухне. Несколько мгновений спустя, к звуку ее готовки присоединилась музыка. Вилли Нельсон и Рей Чарльз исполняли песню «Семь испанских ангелов».[57]

Я выпил и улыбнулся Киркусу.

— Отличная песня, — сказал я.

— Что лишь в очередной раз подтверждает твой плебейский вкус, любезный мой приятель.

— Засунь свое мнение себе знаешь куда…

— Хорошо, но только при твоей активной помощи.

Я рассмеялся и помотал головой.

— Не дождешься.

— «Дама слишком много возражает, по-моему».[58]

— Я тебе не дама.

— Ах, ну так vive la différence![59]

Хотя я понимал, как это переводится с французского (или то был испанский? — будь прокляты Лос Бухалос де Лос Муэртос!), мне было не совсем ясно, что конкретно он имел в виду. Я нахмурился.

— Ой, вот только не притворяйся, что обиделся. Ты польщен, и сам это знаешь.

— Чего-чего? Польщен?

Склонившись вперед и понизив голос, Киркус сказал:

— И я могу тебя понять. Ты сидишь в квартире с двумя красивыми людьми, которые готовы тебя просто съесть живьем.

На какое-то ужасное мгновение, в моей голове мелькнула мысль: а что, если Айлин и Киркус сговорились, и заманили меня в ловушку, и мне предназначено стать их ужином. После увиденного под мостом в среду ночью — а также услышанного от Кейси — это больше не казалось мне чем-то абсолютно невозможным.

Ха-ха, очень смешно.

Разумеется, я прекрасно понимал, что на самом деле имел в виду Киркус.

— Даже не думай об этом, — сообщил я ему.

— Я вряд ли смогу не думать об этом, дружочек. Это сильнее меня, ведь ты такой сладкий.

— Да хорош уже, не смешно.

— Ой, да не напрягайся так. Я не собираюсь на тебя набрасываться. Я ведь джентльмен, в конце концов. Я никогда никого не принуждал.

— Рад это слышать.

— Но если захочешь, только свистни. Ты ведь знаешь, как свистеть, да? Надо сложить губы вот так, и…[60]

— Да ты заебал уже!

Из кухни появилась Айлин. На ней был повязан мой единственный и незаменимый фартук — который я сам никогда не надевал.

— Эдди, можешь мне тут помочь освободить стол?

— Ангельское вмешательство, я спасен! — сказал я.

Киркус хмыкнул:

— Отпускаю тебя с миром.

Глава 48

Убрав свой компьютер, книги и бумаги с кухонного стола, я положил туда салфетки и столовые приборы.

— Уже скоро, — сообщил я Киркусу.

Со своего места за журнальным столиком в гостиной, он поднял в мою сторону бокал, подмигнул и сделал глоток.

Я подошел к Айлин. Она стояла перед плитой, в том углу кухни, что не был виден из гостиной. В одной руке она держала деревянную лопатку, в другой — свой бокал. Я подобрался сзади, просунул обе руки ей под фартук и обнял за талию, заглянув ей через плечо. На горелке стояла сковорода, полная шкворчащих кусочков маринованной говядины.

— Пахнет замечательно, — сказал я.

Она допила остатки коктейля, затем опустила бокал.

— Как там с Киркусом?

— Он меня хочет.

— Не только он.

— Но пообещал не трогать, если я не стану свистеть.

Судя по касанию ее щеки к моему лицу, я понял, что Айлин улыбнулась.

— А ты умеешь? Свистеть? Надо сложить губы…

— Подслушивала нас?

Она мотнула головой.

— Кино смотрела.

— Этого не было в книге, если что. «Иметь и не иметь».[61] Про свистеть и все такое.

— Да? Не знала.

— Теперь знаешь.

— Так чудесно, когда тебя держат в курсе, — сказала она, после чего прижалась ко мне попой и подвигала бедрами из стороны в сторону, потираясь об мой пах.

Я тихо присвистнул, почти ей в ухо.

Она спросила:

— Это ты для меня сейчас свистел или для Киркуса?

Я попытался просунуть ладонь спереди в ее платье, но она ловко поймала мое запястье сквозь фартук.

— Не сейчас, милый. Ты лучше иди обратно, составь компанию нашему другу.

— Я могу помочь тебе здесь.

— Я сама со всем справлюсь. Осталось всего несколько минут. Иди, ладно? Невежливо оставлять его там одного.

— Хорошо, — я коротко поцеловал ее в шею, затем вернулся в гостиную. — Ну что тут у тебя, Рудольф?

— Ой, перестань.

Я сел на диван и взял свой бокал. Вторая порция Лос Бухалос де Лос Муэртос была еще не выпита и наполовину, однако лед уже растаял. Я сделал глоток. Еще вполне холодный.

По радио, Рэнди Трэвис начал петь «Герои и друзья».[62]

— Еда почти готова, — сказал я.

— Я особо не спешу, — сказал Киркус.

— Хорошо проводишь время?

— Вполне.

— Рад это слышать, — я обмакнул кусок тортильи в соус, затем ловким маневром закинул его себе в рот, не пролив ни капли.

Пока я жевал тортилью, Киркус сказал:

— Нам надо чаще встречаться. В следующий раз, я вас приглашу к себе.

Я едва не выпалил «Особо не надейся!», но пребывал в слишком хорошем настроении, чтобы говорить гадости… даже Киркусу. Аромат говядины был чудесен, Айлин была в чудесном платье, я успел вдоволь налюбоваться на ее чудесную грудь, я планировал позднее пойти погулять и чудесно провести время с Кейси, и я испытывал чудесное легкое опьянении от Лос Бухалос.

— Ну что ж, — сказал я. — Только дай знать, когда хочешь принять нас.

Обе его брови приподнялись одновременно.