— Да всё в порядке. Дорогу видно, а большего и не надо, — примирительным тоном сказал Бэн и взглянул на Чиёна, который сразу отпрянул за спины спутников, едва вспыхнуло зелёное пламя.
— Почему оно у тебя такое? — щурясь на дёрганые язычки, спросил Рихард. Он хотел было прикоснуться к ним, но Тавир отвёл руку.
— Тётушка Гортензия рассказывала, что цвет пламени зависит от характера Феникса, — хихикая, сказал Мару. — Эй, злюка, твой огонёк сдал тебя с потрохами! — И еле увернулся от шипящей зелёной плети. Та, едва, размотавшись, с хлопком исчезла.
— Не делай так больше, пока ты с нами! — крикнул Рихард и вмазал соплеменнику в плечо.
Тавир пошатнулся, но не ответил, только кивнул, потупился. Да и вообще после моста вёл себя тихо, пришибленно, даже в глаза не смотрел.
Дальше шли молча. Два часа сна у озёр не принесли желанного отдыха, и ребята чувствовали себя паршиво. Даже острый на язык проводник в редких перебросах словами не спешил вставлять язвительные фразочки. Рихард, вспоминая последние слова Мару, снова ощущал в мыслях тёмную стену, будто отделявшую от чего-то важного. Вот только чего? Он пытался сломать её, как было тогда, когда Маджер предлагал свой огонь, но не мог. Стена продавливалась, ускользала и не пускала за себя. Оставалось лишь идти вперёд и делать то, что сейчас нужно.
Фениксы сменились ещё по два раза, когда в очередь Рихарда перед путниками встали ледяные иглы. Из-за них дул ветер и светило солнце. Тусклое, холодное, но всё-таки солнце. Вот и выход из пещер Красных гор.
Отдых и перекус перед дальней дорогой стали наградой, для продолжения пути следовало собраться с силами, чтобы растопить ледяную преграду. Рихард привалился к сумке, поджав под себя ноги, повернулся к Бэну, который мелкими глотками пил воду и отщипывал от пирожка кусочки.
— Помнишь, на представлении ты говорил, что голоден. Ты тогда так долго не ел?
— Нет, — пожал плечами толстяк и робко улыбнулся. — Я тогда два раза позавтракал и пообедал прямо на трибунах.
— Но ты был голоден? — Рихард недоумённо приподнял одну бровь, Бэн кивнул, Феникс задал давно мучивший его вопрос: — Тогда почему во время путешествия, когда мы так редко останавливались, ты ни разу не сказал, что голодный?
Бэн бросил взгляд на остальных вяло жующих спутников, склонился к уху Рихарда и прошептал:
— Я пообещал себе больше о таком не говорить. Так меньше проблем и никто из-за меня не пострадает. А голод… Он был сильным только в первые два дня, а потом я как-то привык.
Феникс покосился на толстяка, и подумал, что тот немного схуднул за переход в пещерах. Такие сила воли и верность слову вызывали уважение.
Больше ребята за краткую трапезу не перебросились и парой фраз, а затем стали решать, как поступить с преградой.
— Повезло, что уклон в ту сторону, а то бы от дождя здесь была бы толстая ледяная стена, — заметил Бэн, наблюдая за стараниями Фениксов и Чиёна. Последний с разбегу ногой выбивал подтаявшие у основания глыбы наружу, и там они шумно плюхались в воду.
— Снова воспользуетесь своим фокусом? — спросил Мару у Рихарда и Бэна, выглянув в освободившийся проход.
— Нет. Я пойду сам, — твёрдо ответил толстяк, заливаясь краской. А Феникс, уже успевший оценить крутизну и узость тропы, решил, что спустится первым. На всякий случай.
Вид с высокого уступа поражал своей красотой. Широкие снежные террасы, окаймлённые деревьями, спускались ниже и ниже. Дальше, отделённый дорогой с арками через равные промежутки, раскинулся небольшой городок. Маленькие цветные домики. А за ними…
Дыхание перехватывало при взгляде в даль. Лучи солнца сквозь прорехи в низких облаках дробились о воды. Бескрайнее волнующееся море цвета нешлифованной стали. Лишь белая, едва различимая дымка указывала, где небо отделялось от воды.
У берега стояли три корабля, которые с расстояния в полдня пути казались не больше спичечной головки. Слева от них, на длинном мысу, возвышался белокаменный маяк. Но, если посмотреть чуть правее, можно было заметить другой маяк, тёмный, отделённый от суеты приморского городка скальной зубчатой дугой, уходящей в воду.
— Я так мечтал увидеть море… И вот. Кто бы мог подумать, — выдохнул Бэн и потёр рукавами глаза.
Пятеро спутников аккуратно спустились по извилистой тропке, перешли овраг по поваленным деревьям. Снег на первой террасе вблизи оказался изрыт норами, истоптан мелкими зверями. Тут и там встречались следы больших крыльев и даже отпечатки лап, похожих на собачьи. В узких проталинах жизнерадостно зеленел мох, а ниже приветливо кланялись изящные поснежники. Среди набухших почек уже вили гнёзда птицы, с гвалтом носясь над головами, то и дело с любопытством спархивая невдалеке от путешественников. Предгорье жило, дышало, готовилось к короткой весне и затяжному жаркому лету.