Бэн открыл последнюю книгу, замычал, подбирая мелодию. Он задерживался ненадолго на каждой странице, кивая и напевая себе под нос. Рихард улыбнулся и подошёл ближе, разглядывая песенник. Страницы были жёлтыми и старыми, некоторые украшали загогулины и рисунки музыкальных инструментов. Бэн пропустил те, где растеклись чернила, прочёл очередной стих, хихикая и хмурясь, пухлым пальцем провёл по срезу, поддел лист с загнутым уголком, перевернул и вдруг замер. Глаза расширились, взгляд стал встревоженным, непонимающим, губы беззвучно шептали строки, лицо стало пунцовым.
— Не может быть…
— Что там? — Рихард склонился над книгой, прочитал:
'Застольная песня в Цветочной столице. Исполняется в трапезных при общих банях.
Бедняжка Луиза
Бедняжка Луиза из северных гор
Была весела, хороша и строптива.
Бедняжка Луиза, дочь пастуха,
Наивна была, горяча и ретива.
Не каждый мужчина мог обуздать
Красивую деву, бедняжку Луизу.
Кому бы, кому бы могла она дать
Бутон свой не сорванный, верно хранимый?
Кто станет заблудших овечек пасти,
Тот славу себе сыщет в народе.
Овечек ничто не сможет спасти,
Руно золотое не кроет их плоти.
И рыцарь смердящий из дальних краёв
Пришёлся по вкусу бедняжке Луизе,
И как он наполнил её до краёв,
Так царство шаталось, гудело дней десять.
Как срезал кудри с овечки пастух,
Ему не нужна она стала ни капли.
Заблудших овечек не стоит жалеть,
Они сами просят пастушечьей палки.
Бедняжка Луиза из северных гор
Была так грустна, тучна и противна,
С ребёнком под сердцем отправилась в дом,
Где папкины розги научат быть сильной.
Бедняжка, бедняжка, заблудшая дева,
Руно золотое отдала за так.
Заблудших овечек не стоит жалеть,
Они сами просят пастушечьей палки'.
— И… что? — пожал плечами Рихард, не понимая, зачем в песне про овец какие-то цветы и девушка с неясной судьбой, и почему там же про Смердящего Рыцаря, которого упомянули Гурджег и князь Азару.
Бэн взглянул на мальчика, отвёл глаза, молча закрыл книгу и засунул на полку повыше.
— Давай искать карту, зачем эти песни про овец нужны? — с раздражением сказал юный Феникс и перешёл к корзине со свитками.
С первой же ему повезло: это оказалась довольно подробная карта Лагенфорда, предместий и земли за их краями. Было там и северное море, на берегах которого жило племя Энба-волков, и западное, где, по словам дяди Маджера, стоял маяк, и даже та деревенька, которую Рихард видел с другой стороны гор утром. Мальчик взял четыре круглых блестящих камешка с полки с чашками, разложил карту на полу, прижал углы и принялся разглядывать. Бэн слонялся вдоль стеллажей, застревая всё время под песенной книгой.
— Да что с тобой? — не выдержал Рихард, уставший от дождя снаружи и от шатаний чужака внутри.
— Нет, ничего, — как-то сухо ответил толстяк, помолчал и более живым голосом добавил: — Всё хорошо! А ещё: ты не мог бы позвать Ирнис? Она тоже хотела прийти. Она сказала, что ты ей что-то обещал.
У Рихарда уже из головы вылетела маленькая княжна Энба-волков и его обещание познакомить её с дедушкой, который много лет назад помог матери Ирнис во время родов. Мальчик подпёр подбородок ладонью правой руки, вытянул левую, вглядываясь в контуры перьев, вспоминая тот странный ритуал. Перо у основания большого пальца начало немного покалывать, будто снова от поцелуя княжны. Рихард почувствовал приятную истому внизу живота, закрыл глаза, вспоминая нужные слова. Медленно, будто сомневаясь в своей памяти, накрыл пульсирующее перо другой ладонью и прошептал:
— Ирнис, ты мне нужна.
Грохнула молния, ветер задул внутрь толстое одеяло, светлячки на мгновение потухли и засветили вновь, цвиркая и стрекоча. Рихард подпрыгнул, когда напротив него оказалась Ирнис. Огромные жёлтые глаза княжны, казалось, горели яростью. В одной руке она сжимала нож, в другой вилку.
— Получилось… — не веря, ахнул Рихард, глядя на Ирнис во все глаза. Та зарычала и кинула в него нож.
— Ты совсем дурак, призывать меня во время обеда со старейшинами⁈ — закричала она и швырнула следом вилку. — О, Эстебан, я же просила немного позже!
— Ой! Извини, Ирнис, я забыл, — промямлил Бэн, подошёл к очень маленькой, по сравнению с ним княжне и осторожно обнял. Та обняла его в ответ, а потом оттолкнула, скинула тонкий блестящий плащ на пол и, подобрав подол серебристого платья, уселась сверху, криво ухмыляясь.
— Два идиота! Слов на вас нет приличных. Чего хотел, анитцак? Выкладывай! Всё равно меня… мама через час призовёт.
— Я тебе не птенчик! — шутливо погрозил кулаком Рихард, всё ещё хватая ртом воздух от восторга: получилось, этот странный призыв получился!
— А я сказала: анитцак! Не спорь!
— Тогда ты — гэрнабака! — выпалил Рихард, вспомнив, как звучит на языке Энба-волков «щенок».
— Со мной так не разговаривают! — рявкнула Ирнис, и Фениксу показалось, что тень от неё взметнулась на стену, приняв форму огромного волка с оскаленной пастью и горящими алым глазами.
Бэн неожиданно резво для своей комплекции плюхнулся рядом с княжной и снова обнял её.
— Ну, Ирнис, всё хорошо. Не ругайся, пожалуйста, — сюсюкал он, поглаживая девчонку по белым, неровно обстриженным волосам.