Рихард Феникс. Остров. Книга 2

Дыра на месте сердца вновь дала о себе знать совсем недавно. И он устремился в сожжённый очищающим огнём город Виллему. Предчувствие не обмануло. Нужно только подождать. Помочь или не мешать — вот в чём вопрос. Соломея подскажет. Она не ошибается.

Всё возможно, пока где-то там, за широкой рекой, за далёкими землями, в водах озера-моря, в тайном гроте, под охраной единственного верного друга Блайджи всё ещё билось пылкое сердце Джарима Шрельского, ныне знакомого многим под именем Смердящий Рыцарь.

* * *

Алек

— Проснулся, малышок? — Морщинистая рука легла на лоб, ласково убирая алые пряди.

— Почти. Вы уже пришли? — Алек открыл один глаз и улыбнулся старейшине Скрытой деревни в Фениксовых горах.

— А кто сказал тебе, что я уходила? — Старушка расплылась в беззубой улыбке, отхлебнула ароматного чаю из высокого стакана. — Ты решил, остаёшься с нами или уходишь?

— Меня заберут, — пробормотал Алек, стараясь не заснуть обратно, перевернулся на бок, подложив ладони под щёку.

— Ишь, хитренький какой, — усмехнулась старушка. Говорили тихо, чтобы не разбудить Гарга, лежащего в этой же комнате за ширмой. — Как же тебя заберут отсюда? Просыпайся, засоня.

Добрые руки, пахнущие луговыми травами, вытянули прядь гладких тяжёлых алых волос и принялись заплетать косичку. Алек зажмурился от удовольствия, замурлыкал. Отец с детства сбривал с сына всё подчистую и велел никогда не снимать с головы капюшон или шарф. «Никто не должен увидеть, узнать! Ты понял⁈» — в диком угаре рычал отец. Алек не понимал, но делал как велено, так избегая сильных побоев. Он ненавидел, когда кто-то касался его волос, но вот со старейшиной было иначе. Ей он доверился сразу. «Будь, что будет», — решил он на днях и снял перед ней шарф, позволил вымыть свои длинные волосы, а потом расчесать, вплести в них цветы и нити с крошечными хрусталиками. Отчего-то на сердце становилось от этого так спокойно, как не было ещё никогда в жизни.

Почти не открывая глаз, Алек рассказал старушке о призыве и об обещании Рихарда забрать его через семь дней. Время бежало быстро. С того памятного разговора уже прошло четыре дня, значит, осталось три. Скоро, совсем скоро.

За четыре дня здесь, в Скрытой деревне, Алек уже привык к высокогорному давлению, будто научился дышать по-новому. И нога, к счастью, уже перестала болеть. А то после падения в странную, пахнущую горько-солёным маслом жижу на дне пещерной пропасти, нога раздулась и посинела, вокруг кровеносных сосудов появились чёрные нарывы. Один их вид пугал парня до дрожи, но, благо, не местных лекарей. Боль, расходящаяся от голени вспышками, к концу поездки на тележке уже отдавалась в спине и к моменту подъёма в скрытую деревню добралась до горла. Гортензия, сестра бывшего проводника Гарга, сказала, что если бы боль дошла до головного мозга, то лекарство стало бы бесполезным — проще добить, чтобы не мучался. Но они успели. И к прощанию с Рихардом и остальными боль схлынула, забрав с собой нарывы. Вчера Алек ходил, уже не держась за стены, а по вечерам и утрам его навещала старейшина, нашёптывала лекарские наговоры, будила и говорила с ним добро-добро, будто он ей родной. Удивительно, как быстро мальчик восстановился, хотя ему на это давали целых десять дней. Чудеса да и только — решил он, а старейшина ласково улыбалась и гладила его по волосам.

Алек приподнялся на локтях, закончив рассказ про призыв, старушка лёгким движением распустила тонкую косичку, велела повернуться спиной и запрокинуть голову. Тёплые маленькие руки выбрали пряди у лба и над ушами, сплели в тугой колосок, добавили с макушки. Алек зажмурился, почти мурлыча, подтянул к груди уже здоровую ногу, ощупал. Пальцы хорошо слушались. Щёлканья в косточках, донимавшие последние два года после перелома, тоже чудесным образом прошли. Даже кожа на пятке оказалась гладкой, а не стоптанной на сторону в колючую мозоль от постоянной носки неудобных сапог. И с другой ногой случилось так же. Столько чудес для него одного, что дух перехватывало, аж не верилось, но всё же — вот оно, вот его место покоя, где можно быть живым, не бояться и… Доверять.

Доверять — страшное слово для Алека, но он знал столько людей, видел, как их доверие поворачивалось к ним лицом. Было и обратное, но память об этом выветривалась, оставалась лишь грусть. Мальчик искал, кому сам сможет довериться. Он оставался в Лагенфорде, потому что верил, что в таком огромном городе обязательно отыщется хотя бы один, кто примет его. Не прогадал. Хотя, по-хорошему, следовало уносить ноги. Казнь висела так близко — один неверный шаг и топор палача просвистел бы последнюю уличную песнь для малолетнего воришки.