Рихард Феникс. Остров. Книга 2

Задумался Кэньчцкху, да так крепко, что тёмный чертог оторвался от верхушек вулканов и воспарил. И вновь недра пришли в движение, заворочалась мать-земля. Испугался бог дурного исхода и опустился на прежнее место, разлёгся, крепко обнял Гэньшти-Кхаса, успокаивая. Отец-Солнце увидел это и обратил больше тепла на северные края. Печально то было, но справедливо. К тому же на юге не жило много людей, коим надо было светить, лишь жалкая горстка, да и те, вроде как, приспособились.

Больше всего печалило тёмного бога то, что с этой цепи вулканов не видать было светлый чертог жены, но что поделать, не рисковать же жизнями всех существ на коварной земле. И обдумав всё, наконец-то вымолвил он обречённо:

— Хорошо, я останусь. Я буду здесь. Что ты хочешь получить от меня?

— Мерцание звёзд, что окружают твой чертог.

— Но без него я воспарю обратно в космическую бездну!

— А ты не отдавай мне все сразу. По одному в день. И как только они закончатся, ты будешь свободен.

— И ты не причинишь вред живущим на тебе существам?

— Нет.

На том и сошлись. Велела Гэньшти-Кхаса отправлять все мерцающие песчинки звёзд на одну из половин расколотого материка в глубины высочайшей горы, а Кэньчцкху, не осмелившийся ослушаться, делал, как велено. Он прикинул, что на тысячу с небольшим лет хватит точно. Авось, за это время ненаглядная Эньчцках к нему пожалует и вместе они смогут убедить коварную любовницу Солнца отпустить его детей, не принеся остальным бед.

Так минуло сто лет. С каждым утраченным мерцанием звёзд тёмный чертог поднимался всё выше и выше, а мать-земля не противилась, пребывала в покое. Но однажды вскричала Гэньшти-Кхаса, пробудив от дремоты юного тёмного бога:

— Ах, что же ты наделал? Отчего все мерцания звёзд поместил в одно место? Я переполнена там! Мне тяжело! Избавь меня от них как-нибудь!

Поднялись волны и затряслась земля. Испугался Кэньчцкху и воскликнул:

— Что мне сделать, чем помочь тебе?

— Создай новый род, предназначеньем которых было бы извлекать эти мерцания звёзд, которые в моём теле становятся массивными камнями!

— Но я не могу без жены своей создать Детей богов!

— Так создай со мной, раз Солнце отвернулся от здешних краёв, а жена твоя нашла себе занятие на севере! Создай со мной новый род! Пусть он не будет подобен тем, коих вы сделали с той надменной звездой. Пусть он будет особенным, совершенно людским, нашим. Пусть лишь этот род сможет извлечь все твои дары, очаровательный юный бог.

— Но как?

— Приблизься. Я не буду волноваться. Накрой собой вулканы и позволь крови моей, жаркой лаве, протечь через тебя на эту землю. Ну же!

Кэньчцкху замешкался, а Гэньшти-Кхаса вновь принялась вся дрожать.

— Быстрее! Быстрее! Иначе не избежать разрушения!

Сделал он, как она приказала, и вскоре тёмный чертог до краёв наполнила обжигающая лава, потекла в моря, складываясь зубчатыми рифами. А следом натекло ещё больше. И вышли оттуда люди с огненно-рыжими волосами и сказали:

— Будешь ты нашим звёздным отцом, Кэньчцкху. Из тебя мы явились, к тебе и вернёмся после смерти. Жди нас и посылай свои дары, чтобы мы смогли успокоить богиню земли.

Сошли люди на землю и обжились на ней, расплодились. А Гэньшти-Кхаса вскоре удовлетворённо, но с грустью сказала:

— Мне было приятно, когда ты лежал на моих вулканах, хочется ещё, но тогда Солнце отдалится больше. Поднимись повыше, стань светом, который бы всякий раз при взгляде на него благословлял наших с тобой детей, и продолжай, как договорено, посылать свои дары.

— Я могу ещё что-нибудь сделать для тебя? — серьёзно спросил Кэньчцкху, с трепетом вспоминая потоки лавы в своём тёмном чертоге.

— Ничего. Просто оставайся рядом, пока всё мерцание звёзд не выйдет.

* * *

Макавари, забегаловка «Лисий Хвост»

Жемчужный утренний туман ласкал разноцветные стены домов портового города, скрадывал очертания пирсов, оседал прозрачными каплями на площадях и улицах. Проснулись в птичнике чайки и голуби, их возня наполнила тишину жизнью. И люди один за другим, готовясь к новому трудовому дню, появлялись из-за запертых на ночь дверей.

Низкая фигурка со слишком странными очертаниями головы под капюшоном потрёпанного плаща остановилась напротив статуи волчицы, сложила ладони перед грудью и поклонилась. Туман взвихрился смерчами вокруг бронзового призрака и тут же опал, когда прохожая развернулась и скрылась под вывеской «Лисий Хвост».

Почти сразу с другого конца площади приковылял тощий ссутуленный старик в огромных очках, за стёклами которых глаза походили на лягушачьи. Он постоял возле арки с видом на море, сняв очки и напряжённо вглядываясь вдаль. Затем со вздохом проследовал за первым гостем забегаловки, что открывалась обычно не раньше обеда.