Он с трудом освободился, подоткнул одеяла под спящую, сверху накинул свою куртку и вышел в зыбкий от водного марева мир. А там, за бортами, виденное впервые, но узнанное безошибочно, было кладбище кораблей.
Проломленные рёбра корпусов, тоскливо указующие в равнодушное небо персты мачт, слепые глаза дверей и окон, рваные завесы снастей и парусов — сколько хватало глаз. Одно на другом, вцепившись, переплетясь, частично скованные льдом, вросшие друг в друга, как немыслимые многоэтажные дома, поднимались с далёкого дна корабли, затонувшие здесь в разные времена и эпохи.
Был между ними узкий проход, но вот куда он вёл? Да, по нему бы не прошло ни одно большое судно, так густо всё было усеяно памятниками гордости кораблестроителей, но лодка…
Отталкиваясь от обломков веслом, цепляясь крюком на обратном его конце, стоя на крыше палубной надстройки, мальчик направил свою лодку вперёд по водной тропе, огибая исполинский ковчег. С задранного носа на незваную жизнь внизу равнодушно взирала деревянная фигура женщины с отбитыми руками и в короне в виде семи звёзд, словно сама смерть отпускала их, не в силах больше принимать погибших.
Вид, открывшийся за этим колоссальным судном, заставил Рихарда забыть обо всём. За обломками-зубьями, за ленивым шевелением рвани, за клочками тумана, едва видный, был остров с огромным двухэтажным каменным зданием, откуда поднимался тонкий дымок. Сердце замерло и застучало сильней. Кровь прилила к рукам. Вперёд, к острову-форту!
Но путь оказался долгим. Два раза пришлось отдохнуть, спуститься попить воды, а вот еда так и не лезла. Живот, поначалу урчащий, замолк, в голове появилась кристальная ясность. Острый взгляд замечал на обломках кораблей искры монет и старинных украшений, оружие и детали доспехов. Но это сейчас не важно. А остров рос, приближаясь, дальней оконечности его не было видно, и уже скрылась крыша за стеной, сложенной из массивных камней.
И вот нос ткнулся в берег, заскрипел по гальке, по хрусткому льду, по крупным песчинкам в лохмотьях водорослей. Рихард стянул сапоги и спрыгнул в воду, чтобы затащить лодку на сушу, но внезапно ушёл с головой. Песчаное золотистое дно — только руку протяни, — оказалось далеко внизу. Он забился, пытаясь выплыть, раскрыл под водой глаза, увидел днище и рёбра щитов. Но сбоку от борта вдруг появилась тень. И рука, огромная, белая, обхватила мальчика, потащила вверх. Он не успел наглотаться воды, но едва оказался на воздухе, сразу лишился чувств.
Миг, один только миг забвения был дан перед тем, как внутреннее пламя всколыхнулось, пробуждая своего владельца. И вовремя. Огромная пасть, полная острых зубов, разверзлась под ним. Зуд прошёл по телу. Руки, живот, ноги. Огонь взревел на выставленных ладонях. Запахло палёным мясом. Пасть схлопнулась. Хлёсткий удар сбоку. Мальчик едва успел прикрыть голову, как покатился по песку.
«Гар-р-р!» — громоподобный рык сотряс небо и землю. Плеск. Грохот шагов. Феникса сграбастали, подняли. Пламя захлебнулось в мокрых лапищах. Рихард переборол себя и взглянул. Едва сдержал крик.
Два белых, в радужных прожилках глаза, смотрели на него, казалось, не видя. Ухмылялся от уха до уха огромный рот. Слишком маленький для такого лица нос с провалами ноздрей походил на осиное гнездо. Между ним и губой мальчик заметил со смесью злорадства и ужаса свежий ожог. Голова великана была ростом с Рихарда. Но это ещё не всё. Вполне себе человеческое тело, но со слишком длинными руками и короткими ногами, огромное и вонючее. Оно было слишком нереальным, будто вышедшим из книжки с картинками с легендами и мифами до сотворения Детей богов. Даже находясь в лапах чудовища, Рихард не верил своим глазам и ощущениям.
Великан сидел на берегу, разглядывая торчащую из кулака голову добычи, как хулиган отобранную у малышки куклу. Феникс отдышался и осознал, что держали его бережно, не пытаясь сдавить, но крепко, не позволяя вырваться. Мальчик скосил глаза и с облегчением увидел лодку, стоявшую на песке неподалёку. Полог на двери был опущен. «Хоть бы это чудовище не нашло Лукрецию!» — взмолился Рихард. Думать о побеге казалось абсурдом — пережить бы этот миг.
Щель рта на гигантском лице распахнулась, обнажив игольчатые зубы. От нутряного зловония мальчика затошнило, голова пошла кругом. Великан издал сложный звук, не моргая, глядя на пленника. Подождал, повторил, но медленнее. Это было похоже на речь, но слов не разобрать.
— А-ао-ой, — протянул великан и склонил голову набок, потёрся ожогом о плечо.
— Огонь? — переспросил Рихард.
Он понял, что это существо разумно: оно мыслило, говорило и понимало своё превосходство в силе. Великан кивнул, повернулся к пленнику дыркой в голове вместо уха. Как наладить общение, мальчик не знал, но пока он был жив, и это приносило облегчение. Вот только слов подходящих не находилось вовсе. Молчание затягивалось. Громила опустил кулак между своих колен, разжал пальцы, и Рихард рухнул на песок. Ноги не держали.
— А-ао-ой, — снова произнёс великан, выставив ладони вверх, как обычно кто-нибудь велел показать что-то.