Рикошетом в сердце

Через несколько минут парень содрал ладони об топорище. Конечно, не для того он постоянно делал маникюр, чтоб махать топором без перчаток. Теперь у него появятся мозоли, а ладони огрубеют… А какая теперь разница? Перед кем выпендриваться и строить из себя успешного человека? Оксану он этим не вернет, а больше ему ничего не нужно.

К нему вышла Оксанина бабушка, посмотрела на его ладони, и, пробурчав что-то себе под нос, вручила ему пару грубых рукавиц.

— Оксан, — бабушка вернулась в дом и подошла к стоящей у окна девушке, — ты видела его руки? Мягкие, как у девчонки… Ты уверена, что он не гей?

— Уверена, бабуль, — девушка хихикнула, досада на бабушку уже прошла, и выяснять отношения совсем не хотелось, — и откуда ты только всего этого набралась?

— От тебя ушел, на невесте не женился, ручки женские… Странный он какой-то, ей-Богу! Может, он там, в столице вовсе и не на женщине жениться собирался?

— Бабушка!

— Вот Юра — сразу видно было, настоящий мужик… Эх, внученька…

Оксана, стараясь не показать бабуле своей заинтересованности, наблюдала в окно, как Глеб раз за разом поднимает над головой топор и опускает его вниз. На улице пригревало солнышко, апрель, наверное, в этом году будет теплым, и Глеб стянул с себя свитер, оставшись в футболке. Девушка смотрела, как на руках его перекатываются мышцы, как он тыльной стороной ладони смахивает пот со лба, и не могла заставить себя отойти от окна.

— Бабушка, зачем ты его оставила здесь?

— А что, нам мужские руки в хозяйстве лишние? Хотя… надо было сначала посмотреть на руки-то… Весна, деточка, сама ведь знаешь, сколько дел. Огород копать нужно… Вот раз уж он все равно сюда зачастил, пусть хоть польза какая от этого будет.

Через несколько минут Глеб вошел в дом и устало сел на лавку. Он молчал и рассматривал свои ладони.

— Уезжай, Глеб, не мучайся. — Оксана, скрестив руки на груди, встала рядом. — Тебе здесь все равно ничего не светит.

— Я уеду отсюда с тобой. — Сказал он уверенным тоном.

— Значит, тебе придется долго ждать. Потому что я отсюда никуда не собираюсь. Мне здесь нравится — вокруг простые милые люди, жизнь тихая, скромная. Нет здесь для тебя перспектив, Глеб. Здесь никому психиатры не нужны, поверь.

— Да наплевать мне на перспективы, Оксана. Я люблю тебя.

— Ты и тогда меня любил. — Оксана оперлась руками о стол, у которого стояла, и наклонилась к Глебу. — Вернее, ты и тогда говорил мне, что любишь, а сам втихаря вещички собирал.

— Прости меня… — Глеб попытался взять ее за руку, но девушка отдернула ладонь и отошла.

— Простила. Можешь ехать. Не нужен ты мне больше. Мне было хорошо без тебя все это время, я не понимаю, зачем ты приехал.

— Я приехал, потому что люблю тебя.

— Что заладил: «люблю-люблю»? Ты уехал, потому что любил меня, ты приехал, потому что любишь меня. Я раньше тоже думала, что это главное. Что это все решает. Я не могла поверить, что ты меня бросишь, ведь ты говорил, что любишь. А любовь, как оказалось, не главное. Далек ты был от романтики, и мои чувства тебя совсем не волновали. А где гарантия, что эта великая любовь не помешает твоим дальнейшим честолюбивым планам?

— Оксана, мне не нужно больше ничего. Я все понял. Жалко, что поздно, но ты тоже попытайся меня понять. Если бы я не попробовал… Я жалел бы об этом всю жизнь.

— О, прекрасно, Глеб! Ты как всегда. — Девушка горько усмехнулась. — Ты тут эксперименты ставишь, а я должна ждать тебя, когда ты наиграешься и вернешься. А, может, твоя теория подтвердится, и ты не вернешься никогда. Нет уж… Между нами все кончено. Я больше не хочу тебя любить. Я тебе не доверяю. Я не хочу быть с тобой и думать, надолго ли это. Или ты опять какой-нибудь план придумываешь. Или у тебя опять появится какая-нибудь Алла. А я больше не собираюсь делить своего мужчину ни с кем.

— Это Юрка, что ли, твой мужчина? — Глеб опять начинал злиться. Мысли о возможном сопернике, который или уже существует, или маячит где-то в перспективе, лишали его спокойствия и уверенности в том, что он сможет вернуть Оксану.

— Тебе-то что? Может, и он…

— Вот и спросишь тогда, почему это твой мужчина сдал тебя своему дяде-участковому, когда на тебя ориентировка пришла…

— Какая еще ориентировка? — Оксана снова наклонилась над столом, положив ладони на его поверхность.

— Не важно… — Глеб поднялся и ушел в свою комнату.

— Как это не важно? — Оксана направилась за ним.

Глеб упал на кровать и скрестил руки над головой.

— Что за ориентировка? — Девушка стояла рядом, закипая от злости. Глеб видел это и мысленно усмехался. Пусть понервничает, а то строит тут из себя неприступную статую. Ее щеки покрывал нежный румянец, который он так любил. По степени насыщенности этого румянца можно судить о том, насколько девушка сердита. — Отвечай, Глеб, как ты меня нашел?

— Иди и спроси своего мужчину. — Глеб равнодушно смотрел в потолок.

— Ты специально это сказал! — Она толкнула его в бок. — Отвечай, ведь специально же?

— Иди и спроси у него… — Парень улыбался, глядя на ее злость.

— Вот и спрошу! — Выкрикнула девушка.

— И спроси… — Лениво протянул Глеб, хмурясь и рассматривая свои ногти.