Римшот для тунца

Я снова клюнул головой в знак согласия. Все явно заинтересовались мной.

– Ты читал что-нибудь из Набокова? – снова спросил Семен. Он как бы выполнял функцию переводчика при мне.

– Да, – осторожно ответил я.

– А что?

– Про Лужина читал, но мне не понравилось. Тяжело читать про психически больного человека, пусть даже и шахматного гения.

– Так, – подбодрил меня Семен.

– Про Цинцинната читал, очень не понравилось. Отвратительное послевкусие от произведения. Я бы сказал, книга ни о чем. Для фантастики – скучно, для реалистического произведения – глупо.

– Осподя, – кто-то выдохнул за спиной.

– Ты имеешь в виду роман «Приглашение на казнь». Да? – уточнил Семен.

Я опять утвердительно боднул головой.

– Хорошо, – не унимался мой переводчик, провоцируя меня к дальнейшему выступлению.

– «Машеньку». Тоже не понравилось. Все шло к счастливому концу, но писатель притянул за уши трагический, чем меня разочаровал.

– Утибозе, – умилился кто-то из сидящих на полу, после чего в комнате снова повисло молчание. Меня с интересом слушали.

– «Лолиту» читал. Это наиболее интересное у Набокова.

– Да что ты говоришь? – сказал кто-то с подоконника, дав на последнем слоге «петуха».

Затем снова водрузилась тишина.

– История с Лолитой трагическая. Сколько таких педофилов колесит по миру, – со знанием дела продолжил я, – пока не попадутся в руки правосудия. Когда первый раз читал ее, все ждал, когда же она сбежит от этой мрази. Столько возможностей было! Аж зло брало: казалось бы, беги, а она едет кукухой, как дура. Потом поменяла шило на мыло, одного извращенца – на другого. Скажите?

Но никто ничего не сказал. Я поискал глазами Наташу. Ее не было. Судя по молчанию слушающих, я понял, что они либо «Лолиту» вообще не читали, либо читали, но не разобрались, поэтому решил продолжить:

– Опять же, конец романа. Полное разочарование! Помните, как этот урод нашел ее, и она ему сказала, типа, душка, я с тобой никуда не поеду. Тут я просто…

На уме крутилось только матерное слово, но употреблять его я не решился.

– Если хотите, моя концепция такова: этому Гумберту надо было крепко навалять. Или мужа натравить на него, или самой. Даром, что беременная, ногой по колену и беременная может, потом, когда согнется, еще раз ногой по хлебалу, а напоследок – по бубенцам, – подытожил я.

Все молчали. Видно, мое реноме воспевателя весенних ручейков никак не вязалось с моей концепцией романа Набокова. Поскольку мне больше сказать было нечего, я решил проявить эрудицию:

– Вообще-то Набоков бабочек любил. Ловил их повсюду.

Тут кто-то запел паскудным голосом:

– На ху, на ху, на хуторе мы жили, и ба, и ба, и бабочек ловили…

Исполнение непристойной песенки прорвало плотину молчания. Все забубнили, закудахтали, заспорили. Каждый начал умничать, что-то доказывать, жестикулировать. «Хватилась кума, когда ночь прошла», – хотел я им сказать, но никто бы меня не услышал. Они, точно взбесились. Моментально забыв про меня, они напустили на себя интеллектуальный флер для прикрытия швов неладно скроенных идей. Артур что-то вещал про сладострастное томление плоти, Сергей оправдывал любовные песнопения Гумберта, Семен выкрикивал про мистико-трансцендентное преображение героев. Их токование оглушало, поэтому мне стало неинтересно, и я пошел в туалет.

Открыв на всю мощь холодную воду, я пытался помыть все, куда мог дотянуться, от лица до ключиц и подмышек, я закатал джинсы и освежил ноги до самых колен. Мне хотелось смыть с себя всю напряженность, всю грязь и негатив, в которые я невольно окунулся. Совершая священное омовение, я услыхал из коридора слабо различимые голоса, один из которых особенно привлек мое внимание. Это определенно была Наташа, именно этот голос с час назад рассказывал мне про банановую поэзию. Я выключил воду и прислушался. Наташа с кем-то не то спорила, не то уговаривала.