XXXI. «Но теперь вы обвиняете меня за принятые мной решения, не осмеливаясь при этом упрекнуть меня ни в предательстве, ни в трусости, по поводу которых обычно и ведутся судебные разбирательства в отношении прочих военачальников, но обвиняя меня в неумении вести войну, в необдуманных действиях, в том, что я подвергся ненужному риску, устремившись на лагерь противника. Я хочу и в этом отчитаться перед вами, имея возможность самым решительным образом сказать, что каждого человека очень легко порицать за происшедшее, в то время как рисковать за добрые дела — тяжело, и это удел немногих. Как прошлое не кажется сейчас таким, каким оно является на самом деле, так и то, что произойдет в будущем, ныне представляется не таким, каким оно будет на самом деле; ведь первое мы постигли знанием и страданием, а о втором делаем заключение по прорицаниям и догадкам, в которых много обманчивого. Для тех, кто всегда избегал опасности, легче всего вести словесные войны, что сейчас и делают те, кто обвиняет меня. 2. Но чтобы наконец оставить все это в покое, скажите мне перед лицом богов, кажется ли вам, что я единственный или первый употребил силу, устремившись к вражескому лагерю и выведя войско к возвышенной местности? Или же я действовал как и остальные ваши военачальники, из которых одни добивались успеха, а другим их предприятия не удавались так, как это было задумано? Так отчего же вы, оправдав остальных, судите только меня, если считаете, что эти действия доказывают неумение быть полководцем и необдуманность поступков? Но насколько еще более дерзкие поступки приходится совершать военачальникам, когда сами обстоятельства требуют отнюдь не осторожности и взвешенности? 3. В самом деле, одни, выхватив значки у своих, кидали их в гущу врагов, дабы понуждением придать мужества нерадивым и робким воинам, которые знали: те, кто не вернет свои значки, с позором умрет от руки военачальников. Другие, вторгшись в земли противника, разрушали мосты на реках, через которые переправились бы в случае отступления. Они лишали себя надежды на спасение, и это придавало смелости и мужества в битве тем, кто уже подумывал спастись бегством. Третьи, сжигая палатки и обозы, ставили своих воинов перед необходимостью взять на вражеской земле то, в чем они нуждались. 4. Я не буду говорить об остальных случаях, ведь они бесчисленны, сколько еще мы знаем других дерзких поступков и выдумок военачальников (сведения о них мы почерпнули в рассказах, известны они и по нашему опыту), и за это еще никто из тех, кто обманулся в своих надеждах, не подвергался наказанию. Конечно, кто-нибудь из вас мог бы обвинить меня в том, что я, бросив всех остальных на неминуемую гибель, себя самого берег от опасности. Но если я вместе со всеми переносил все испытания, вышел из битвы последним, и разделил с остальными общую участь, то в чем же я провинился? Итак, обо мне рассуждать довольно.