Римские древности

XXXVII. Таковы мои подвиги, сограждане, прославившие меня и сделавшие командиром. Когда, стяжав громкую славу, я был уже известен и принимал участие во всех остальных сражениях, стыдясь замарать позором награды и почести за прежние подвиги. И за все прошедшее с той поры время я участвовал в походах, переносил трудности, не испытывая страха и не принимая в расчет опасности. За это я получил от консулов награды, трофеи, венки и прочие почести. 2. А чтобы мне не быть многословным — за сорок лет моего участия в военных походах я сражался примерно в ста двадцати битвах, получил сорок пять ран — все в грудь и ни одной в спину. Из них двенадцать мне довелось получить в один день, когда Гердоний Сабинянин захватил крепость на Капитолии. 3. Из сражений принес я четырнадцать венков за гражданское мужество, которыми увенчали меня спасенные мною на поле брани, три — за взятие городов, когда я захватил вражеские стены, первым взойдя на них, восемь венков я получил в сражениях от наших полководцев. Кроме того, я получил восемьдесят три золотых шейных гривны, сто шестьдесят золотых браслетов, восемнадцать копий, двадцать пять чеканных медалей, <а также добычу от двадцати побежденных мною врагов>[1091], девять из которых я победил в рукопашном бою. 4. И вот я, этот самый Сикций, сограждане, я, который столько лет сражаюсь за вас, принял участие в стольких битвах, удостоен стольких наград, я, кто никогда не медлил и не избегал опасности, но <участвовал во всем, как в сражениях>[1092], так и в осадах крепостей, пеший и конный, вместе со всеми и в числе немногих и просто один, весь покрытый ранами, — я добыл для нашего отечества столько тучных нив, отняв ее у тирренов и сабинян, у эквов, вольсков и пометинцев, которой вы сейчас владеете, и не получил при этом даже самой малой ее части, — ни я и никто другой из вас, плебеи, кто перенес тяготы, подобные моим. А самые наглые и бесстыжие люди в этом государстве владеют лучшими имениями этой земли и многие годы пользуются ее плодами. Они не получили эту землю в дар от нас и не купили за деньги, и не могут представить никакого законного права на владение ею. 5. И если бы они, перенеся равные с вами труды, захотели получить большую, нежели вы часть земель, которые мы добывали, то им — немногим людям — было бы нескромно присваивать себе общее достояние. Впрочем, алчность этих людей имела бы в этом случае некоторое основание. Но поскольку они не могут представить нам никаких своих подвигов, на основании которых они насильно завладели нашим добром, то кто сможет вытерпеть, когда они в своем бесстыдстве, даже уличенные, не хотят от него отказываться?

XXXVIII. Но, именем Юпитера, если я лгу, пусть кто-нибудь из этих знатных господ, выступив перед вами, покажет, на основании каких таких славных дел он считает себя вправе иметь больше, чем я. Быть может, он больше лет провел в походах или участвовал в большем числе сражений, или получил больше ран, или превосходит числом полученных венков, медалей, трофеев и прочих славных наград? Быть может, благодаря ему враги наши сделались слабее, а родина приобрела славу и земли? Пусть он представит вам хоть десятую часть того, что показал я. 2. Но даже несколько из них не в состоянии предъявить и самой малой толики моих заслуг, а некоторые, как кажется, не испытали трудов в равной мере даже с наихудшими представителями плебса. Доблесть их не во владении оружием, а в речах, и сила их направлена не против врагов, а против друзей. Они не считают, что живут вместе с нами в одном государстве. Нет, они полагают это государство своей собственностью, словно не мы освободили их от тирании, а они получили нас в наследство от тиранов. Но полно, всю прочую их наглость в большом и малом, с которой они измываются над нами, — ведь вы все это знаете, — я обойду молчанием. 3. Но они дошли до такого бесстыдства, что не позволяют никому из нас ни слова сказать о свободе нашего отечества, ни даже рта раскрыть. Первого, кто заговорил о разделе земли, — Спурия Кассия, трижды удостоенного консульского звания, прославленного двумя триумфами, выказавшего столь большие способности в военных и государственных делах, какими не обладал никто из его современников, — этого человека они казнили, сбросив со скалы[1093]. Они обвиняли его в стремлении к тирании, донимая лжесвидетельствами только за то, что он любил свою страну и свой народ. А возьмите нашего трибуна Гая Генуция, кто спустя одиннадцать лет пытался возобновить тот же законопроект и отдал под суд консулов предыдущего года[1094], которые полностью пренебрегли постановлением сената, принятым относительно назначения комиссии для раздела земли. Но они не могли расправиться с ним открыто и поэтому тайно устранили его накануне суда. 5. Его преемников охватил сильный страх и никто уже не стал подвергать себя такой опасности и уже тридцатый год мы сторонимся этого постановления, потеряв свою власть, словно при правлении тирана.