Рип ван Винкль (RIP VAN WINKLE)

On entering the amphitheatre, new objects of wonder presented themselves.	Добравшись до амфитеатра, Рип увидел немало достойного удивления.
On a level spot in the centre was a company of odd-looking personages playing at ninepins.	Посредине, на гладкой площадке, компания странных личностей резалась в кегли.
They were dressed in quaint outlandish fashion; some wore short doublets, others jerkins, with long knives in their belts, and most of them had enormous breeches, of similar style with that of the guide's.	На них было причудливое иноземное платье: одни - в кургузых куртках, другие - в камзолах, с длинными ножами у пояса, и почти все в таких же необъятных штанах, какие были на проводнике Рипа.
Their visages, too, were peculiar; one had a large head, broad face, and small piggish eyes; the face of another seemed to consist entirely of nose, and was surmounted by a white sugar-loaf hat, set off with a little red cock's tail.	Но и помимо платья все в их наружности было необычайно: у одного - длинная-предлинная борода, широкое лицо и маленькие свиные глазки; лицо другого (на нем был белый колпак, похожий на сахарную голову и украшенный красным петушьим перышком) состояло, казалось, из одного носа.
They all had beards, of various shapes and colors.	У всех были бороды различной формы и различного цвета.
There was one who seemed to be the commander. He was a stout old gentleman, with a weather-beaten countenance; he wore a laced doublet, broad belt and hanger, high-crowned hat and feather, red stockings, and high-heeled shoes, with roses in them.	Один из них был, по-видимому, начальником; на этом дюжем пожилом джентльмене с обветренным красным лицом был кафтан с галунами, широкий пояс и кортик, а также шляпа с высокой тульей и перьями, красные чулки и башмаки на высоченнейших каблуках, украшенные спереди пряжками.
The whole group reminded Rip of the figures in an old Flemish painting, in the parlor of Dominie Van Schaick, the village parson, and which had been brought over from Holland at the time of the settlement.	Вся группа в целом напомнила Рипу картину фламандского живописца в гостиной ван Шейка, деревенского пастора, привезенную из Голландии еще в те времена, когда здесь было основано первое поселение.
What seemed particularly odd to Rip was, that though these folks were evidently amusing themselves, yet they maintained the gravest faces, the most mysterious silence, and were, withal, the most melancholy party of pleasure he had ever witnessed.	Но вот что больше всего поразило Рипа: хотя эти ребята, судя по всему, развлекались от всего сердца, они удерживали на своих лицах суровое выражение и хранили таинственное молчание; никогда еще Рипу не доводилось присутствовать при такой унылой забаве.
Nothing interrupted the stillness of the scene but the noise of the balls, which, whenever they were rolled, echoed along the mountains like rumbling peals of thunder.	Кроме стука шаров, который будил в горах громкое эхо, грохотавшее подобно громовым раскатам, ничто не нарушало безмолвия этой сцены.
As Rip and his companion approached them, they suddenly desisted from their play, and stared at him with such a fixed statue-like gaze, and such strange uncouth, lack-lustre countenances, that his heart turned within him, and his knees smote together.	Когда Рип со своим спутником подошли ближе, эти люди разом прервали игру, и каждый из них уставился на него упорным, как у изваяния, взглядом; их лица были такие странные, такие чужие, такие безжизненные, что у Рипа екнуло сердце и задрожали поджилки.
His companion now emptied the contents of the keg into large flagons, and made signs to him to wait upon the company.	Между тем его спутник стал разливать содержимое бочонка по большим кубкам и знаком показал Рипу, что их следует поднести играющим.