Рисунки на песке

Слух об Олеге пришел в «Современник» еще до его показа в театре, после которого Даль вместе со своим сокурсником Виктором Павловым был, разумеется, принят — и принят с восторгом. Показ — дело особое, специфическое, чрезвычайно трудное. Поступающий играет перед всей труппой (так было заведено в те годы), тут же худсовет, главный режиссер. Он лишен привычной атмосферы спектакля, естественных реакций беспристрастного зала. Он играет перед носом у придирчивых коллег, а во втором туре должен сыграть из репертуара самого «Современника», актеры которого и решат его судьбу. Тот показ был одним из самых блистательных, изумительных показов, которые мне довелось видеть. А видел я их немало. Кто только не показывался в «Современник»!

Помню показ молодого Володи Высоцкого. Он тогда ушел из Театра Пушкина, поболтался по провинции с Театром миниатюр и решил прийти к своим товарищам по студии МХАТ, где Володя был со всеми на «ты». Он сразу был допущен на второй тур и сам выбрал для показа роли из нашего репертуара: Маляра в комедии М. Блажека «Третье желание» и Глухаря из пьесы «Два цвета». Обе роли с блеском играли два наших ведущих актера — Лелик Табаков и Женя Евстигнеев. Выбрать именно их было чистым безрассудством. Куда разумнее было бы наметить два слабых звена в цепи актерских ролей и продемонстрировать свое абсолютное превосходство. Высоцкий, конечно же, это понимал, но… это был Высоцкий.

Беда в том, что в те времена, кроме него, об этом еще не догадывался никто или, во всяком случае, очень, очень немногие. Для нас он был просто младший товарищ по студии МХАТ, не снимавшийся в кино, ничего не сыгравший в театре, за исключением каких-то ролей у Равенских, в которых мы его к тому же не видели. Что мы о нем знали? Что пел какую-то блатнягу, играл на гитаре… И все.

В общем, Высоцкий показался, а вернее — не показался. Что мы увидели? Наглый малый, ростом невелик, красавцем не назовешь, голос хриплый, говорит — жилы на шее надуваются, и не юный какой-то с виду… Сыграл он нам в фойе и отечественного хулигана, и чешского алкаша. Сыграл неплохо, но и не блистательно — это уж точно. До наших ему было далеко.

Словом, не принял Высоцкого «Современник» в свое святое братство, не из ревности, не по злобе — просто не сумел разглядеть и понять, — и пошел Высоцкий искать свою судьбу дальше. «Я прийти не первым не могу! — споет он потом в замечательной своей песне об иноходце. — Я скачу, но я скачу иначе… По камням, по лужам, по росе… Говорят, он иноходью скачет. Это значит — иначе, чем все…»

Все, что Бог ни делает, — к лучшему. Так вышло и с Володей. Наш отказ привел его к Любимову, к Галилею и Гамлету, привел его к самому себе…

Даленок и его сокурсник Витя Павлов были, как сказано, наоборот, приняты на «ура». На втором, заключительном туре они играли первую картину из «Голого короля». Даль — Генрих, Павлов — Христиан. Играли в костюмах из нашего же спектакля с нашими же актерами, которые им подыгрывали. Уже после первого тура мы недоумевали, зачем ему дальнейшие испытания:

— Олег Николаевич! Олег! Ну зачем ему мучиться на втором туре? Парень — блеск! Ты что, сам этого не видишь?

— Парень действительно хороший. Но порядок есть порядок: мы зачем-то принимали Устав? И потом, второй тур ему только на пользу. Поверьте мне. Такому надо закаляться. К тому же он не один. Есть Павлов. Сыграют на показе Генриха и Христиана, а потом сразу введем их в спектакль — пусть дублируют Земляникина и Круглого. И спектаклю на пользу, и наш Устав не нарушен. Все должно быть разумно и справедливо.

Второй тур стал праздником. Партнеры подыгрывали новичкам, как на премьере. Принцесса Генриетта — Дорошина, смешная, длинноногая, с тонкой талией, наша круглолицая Нинка рдела от любви к Генриху — Далю маковым цветом. И Павлов, и Даль, оба были в ударе. Потом, уже войдя в спектакль, они, к сожалению, так в нем никогда не играли, хотя были лучше первых исполнителей во много раз.

Даля мы называли Даленком. Точно — Даленок! Олененок. Еще не Олег: Олежек. Олег у нас — Ефремов. Но и не Лелик. Лелик — Табаков. Итак, Олежек Даль, или Даленок. Насколько я знал и понимал Большого Олега, он должен был обожать Олега Маленького. По многим причинам. По какому-то внутреннему сходству натур, да и по внешнему тоже. Посмотрите на фотографию молодого Ефремова, вспомните ефремовского Ивана-дурака в Центральном Детском или слугу в «Мещанине во дворянстве». Даленка можно принять за его младшего брата. Да, Олег Даль скорее происходит из «породы Ефремовых», чем от далекой датско-немецкой ветви знаменитого Владимира Даля — составителя толкового словаря и врача Пушкина. Кстати говоря, потомок ли он его, я не знаю до сих пор. Взглянешь на молодой портрет «предка» — вроде похожи, да и Даленок в подпитии туманно на это намекал, однако в трезвом виде никогда на эту тему не заговаривал.