Рисунки на песке

А потом, по прошествии года, —
Как венец моего исправленья —
Крепко сбитый литой монумент
При огромном скопленье народа
Открывали под бодрое пенье, —
Под мое — с намагниченных лент.

Я немел, в покрывало упрятан, —

Все там будем! —
Я орал в то же время кастратом
В уши людям.
Саван сдернули — как я обужен, —
Нате, смерьте! —

Неужели такой я вам нужен

После смерти?!

Как в воду глядел Володя, ошибся только в сроках. Понадобился не год, как он предполагал, а целых пять лет, чтобы на его могиле на Ваганьковском появился памятник. О памятнике Высоцкому шли долгие споры, соперничали партии и группы. Отголосок споров донесся и до меня. Марина Влади и согласные с ней друзья Володи предлагали установить большой камень, чуть ли не осколок тунгусского метеорита привезти из Сибири. И имя. Но победила другая, семейная, кажется, точка зрения.

В тот день я свободно прошел через толпу, стоящую уже внутри кладбища. Милиционеры мне козырнули и вежливо пропустили нас с Татой на огороженное пространство. Вдоль штанкет стояли люди, которых было не больше, чем в обычные дни. Первый взгляд на памятник: что-то золотое стоит над могилой. Первое чувство — ощущение медного дешевого цвета. Золотой памятник — фигура Высоцкого пытается вырваться, освободиться от пут бронзовой ткани. Нимб за головой. В нимбе отражается затылок. Нет, это только нечто вроде нимба — гитара. За его головой — тыльной стороной. От грифа гитары — лошадиная морда. «Что за кони мне попались?» Есть в этом памятнике какая-то литературная безвкусица. Лицо совершенно не его. Ощущение, что над верхней губой усы. Хотя он и носил когда-то усы, на памятнике они ни к чему. Но главное — памятник, безусловно, вызовет «нужную» реакцию. И как доказательство — слышу голос космонавта Гречко:

— Я думал, что этот памятник не разрешат. Смотри-ка, стоит. Здорово!

Командора шаги злы и гулки!
Я решил, как во времени оном,
Не пройтись ли по плитам, звеня.
И шарахнулись толпы в проулки,
Когда вырвал я ногу со стоном,
И осыпались камни с меня!

— Ничего, со временем потемнеет, будет лучше, — вздохнула Алла Демидова.

Круг замкнулся. За пять с лишним лет до этого я стоял на том же месте тоже рядом с Аллой. Был день похорон. Подойти к могиле было невозможно. Рядом с нами в полосатом пиджаке стоял Олег Даль.

Алла припомнила и рассказала мужу:

— Знаешь, когда застучали молотки, Миша сказал — мы же ничего не могли видеть и почти ничего не слышали: «Ну вот, застучали». А Олег сказал: «Интересно, кто следующий?»

Я не стал спорить, но помню, что ничего такого Олег тогда не сказал. Просто стоял бесслезный и смотрел. Просто мы все тогда об этом подумали.

Олег Даль

В тот солнечный июльский день 1980 года я видел Олега Даля в последний раз. Он стоял слева от меня в коричневом летнем пиджаке в белую полоску, трезвый, сосредоточенный, внешне спокойный. Молчал и смотрел туда, откуда доносился стук молотков. Поморщился, словно от мелкой неприятности. Подошла Галя Волчек, прошептала: «Может, хоть это на него произведет впечатление?» Это она о Дале. Я машинально ответил что-то вроде: «Хотелось бы». Но тогда мне, как и всем, было не до Олега. Заканчивался последний акт другой драмы. Оставалось только закрыть занавес и разойтись по домам.

Незадолго до конца его тридцатидевятилетней жизни на встрече со зрителями Далю пришла записка: «Олег Иванович, у вас есть друзья? Кто они?» — «Друзей у меня нет, — отвечал Олег. — Они у меня были. Влад Дворжецкий, Володя Высоцкий… — потом помолчал, глядя внутрь себя по своей обычной манере последних лет, и добавил: — Я чувствую, что они меня ждут…»

Когда очевидец рассказывал мне эту жуткую историю, я не удивился. Дело шло к тому. Безвкусная, кощунственная фраза была сказана без тени рисовки и абсолютно искренне. Прошло несколько месяцев, и Даля не стало…

У поэта Арсения Тарковского есть строчки:

Не описывай заранее
Ни сражений, ни любви,
Опасайся предсказаний,
Смерти лучше не зови!

Что говорить: произнесенное вслух слово — вещь не пустая.

Слово — только оболочка,
Пленка жребиев людских,
На тебя любая строчка
Точит нож в стихах твоих.