Если пройтись по списку всего сыгранного Далем в кино, то ролей сказочных в буквальном смысле окажется не слишком много. Ну, тот же Иванушка у Н. Кошеверовой; солдат в ее же картине «Старая, старая сказка», где Даль с веселой песней на слова А. Галича пришагал в эту ленту из сказки Ганса Христиана Андерсена «Огниво»; две роли, Ученого и его Тени, в философской сказке Е. Шварца «Тень», экранизированной все на том же «Ленфильме» все той же Кошеверовой, которую Олег шутя называл «моя Куросавочка» или «Бабуля». (В «Старой, старой сказке» он, кстати сказать, тоже исполнял две роли — Солдата и Сказочника, лихую победительность, возможную и неизбежную в условном, придуманном мире, и беспомощность художника-мечтателя перед миром реальности.)
Но когда я говорю о маске Ивана — Емели, то, разумеется, этими работами не ограничиваюсь. Далю не случайно предлагали такие роли — он оставался Иванушкой-дурачком и когда играл Генриха в «Голом короле», и даже когда блистательно представлял сэра Эндрю Эгьюйчика в комедии Шекспира «Двенадцатая ночь» у английского режиссера Питера Джеймса в том же «Современнике». Причем и андерсеновский солдат, и Генрих, и даже сэр Эндрю были очень русскими солдатами, свинопасами и сэрами.
Это вовсе не значит, будто Олег не владел стилем, — напротив, он очень тонко чувствовал предполагаемый стиль, но все эти разные роли объединяло его очаровательное умение быть клоуном. Он замечательно умно идиотничал в них, изящно хулиганил, гармонически абсурдировал. Он был обворожителен в лихости, хитроват в простодушии и, надевая клоунскую маску, оставался в ней лириком Олегом Далем.
Не многим актерам дано умение заражать своим хохотом зрительный зал. Даль владел этим искусством удивительно. Он действовал на публику безотказно, как игрушечный заводной мешочек с хохотом, придуманный немцами. Нажимается кнопка, и мешочек выдает рулады смеха. Ты сначала с недоумением воспринимаешь это: ну в самом деле, что тут смешного? Но мешок продолжает хохотать, и ты уже улыбаешься идиотской выдумке. Тот — пуще. И вот, помимо своей воли, ты подключаешься, смеешься, хохочешь до слез — над собой, над глупостью происходящего — и не можешь остановиться.
Так смеялся и вызывал смех Даль в телевизионном спектакле «Ночь ошибок», поставленном мною в 1974 году. Это не трюк мастеровитого актера — смех оправдан ситуацией, — но Даль доводит эту ситуацию до крайней степени, до гротеска, до абсурда. Он остается при этом лондонской штучкой, сэром Чарлзом Марлоу, но за персонажем — сам озорной Олег Даль. Он играл «на грани фола», но не переходил эту грань никогда.
Мне кажется, что в фильме «Женя, Женечка и „катюша“» роль советского солдата Жени Колышкина хотя бы отчасти — тоже высокая клоунада, только с трагическим исходом. Картина В. Мотыля вообще уникальная. Это, кажется, единственная трагикомедия о войне. Комедии-то были: «Небесный тихоход», «В шесть часов вечера после войны», но там, как и положено в комедиях, все кончалось хорошо и даже очень хорошо. Здесь, вопреки всем правилам, — плохо. Очень плохо. Гибелью героини.
Даль сыграл артиллериста Женю Колышкина с поразительным чувством стиля и смысла того, что снимал В. Мотыль, даже, я бы сказал, с некоторым опережением, лучше других исполнителей поняв, что здесь нужно и что можно сделать. Олег всегда, когда его увлекала драматургия, «брал в край», точнее, в края роли. Смешное, дурашливое доводилось до предела, лиризм или драматизм роли тем самым оттенялся, высвечивался.
К сожалению, краски обаятельного простодушия, легкость, с какой он играл открытые добру и людям характеры, с годами стати его покидать. «Ночь ошибок», напомню, вещь сравнительно давняя, 74-го года. И то, если говорить правду, роль в ней была уже сделана на отжимках полнокровных созданий молодого Даля…
Пройдет всего четыре года, и я предложу Олегу играть роль учителя Марина Мирою в телефильме «Безымянная звезда», но альянс наш не состоится. Почему? Ведь и он, и я хотели работать вместе, а роль Учителя предназначалась Далю еще в 1970 году! И не просто предназначалась. Тогда же мной был написан и даже запущен в производство сценарий телеспектакля для цветной программы ТВ по пьесе М. Себастьяну. Но сменилось руководство, редакция цветных телепередач перестала существовать, и начавшиеся было репетиции прекратились. Понадобилось семь лет, чтобы пробить наконец «Безымянную звезду» на Свердловской киностудии.
Правда, не было бы счастья, да несчастье помогло. Не было бы двухсерийного фильма, а был бы всего лишь телеспектакль на видеопленке, которую в 70-м году еще нельзя было даже монтировать. Наш «Удар рога», который был сделан годом раньше, состоял всего из двух (!) часовых монтажных кусков. Сложный по раскадровке, с труднейшими драматическими сценами, с хроникой боя быков, с рисунками Гойи, где действие происходит в разных помещениях, где артисты должны несколько раз переодеваться, и т. д. и т. п… — в общем, этот спектакль мы сняли за два (!) съемочных дня.