Рисунки на песке

С «Ночи ошибок» мы уже не работали вместе и редко виделись. В 76-м я встретил Олега в ВТО и узнал, что он ушел из «Современника» и собирается поступать на Высшие режиссерские курсы. Я принялся уговаривать его прийти в Театр на Малой Бронной, где работа с Эфросом еще радовала и сулила радужные перспективы. Недавно была сыграна «Женитьба», по-прежнему с успехом шел «Дон-Жуан», и я надеялся продолжать ставить. Очень хотелось, чтобы мы с Далем снова стали партнерами — а вдруг он сыграл бы в моих спектаклях? Я мечтал тогда о «Маленьких трагедиях» Пушкина (Даль — Моцарт!), о Шекспире и о многом другом, что в будущем могло бы обернуться реальностью.

Олег, по своему обыкновению, мало говорил, больше слушал. Потом сказал: «Обдумаю». Ему понадобился еще один небольшой виток — две недели пребывания на режиссерских курсах — перед приходом на Бронную. Это было в 77-м. Даль уже достаточно послонялся по разным театрам. Несколько раз покидал «Современник» — и вновь возвращался туда, поработал в Ленинграде, в Театре им. Ленинского комсомола, занесло его и во МХАТ, которым уже руководил Большой Олег.

Это произошло в 71-м году. Я тогда занимался пьесой Леонида Зорина «Медная бабушка», — судя по всему, разминал ее для Ефремова-постановщика. Мы искали исполнителя центральной роли — роли Александра Сергеевича Пушкина. Пробы шли внутри театра и за его пределами. Я предложил Ефремову Олега Даля.

— Пожалуй: только не сорвется ли он?

— В плане выпивки?

— Не только. Ненадежен. Человек настроения.

Кажется, я тогда впервые услышал определение, которое Ефремов повторил уже после смерти Даля.

— Талантливый был человек, — сказал он. — Чертовски талантливый. Но всю жизнь оставался дилетантом…

— Ты полагаешь? Он же был мастер.

— Мастер, но уверен, что погубил его в конечном счете дилетантизм.

Тогда, в 71-м году во МХАТе, Даленок действительно сорвался. Он провел несколько блестящих репетиций, а потом просто-напросто не пришел и, по своему обыкновению, бесследно исчез.

Может быть, ему не нравилась роль? Нравилась. Не устраивали партнеры? Они были ничуть не хуже, чем в «Современнике» или ленинградском Театре Ленинского комсомола. Мой разбор? Возможно, хотя Даль на тех трех или четырех репетициях, которые я вел, работал увлеченно и всерьез готовился к показу. Однако исчез — и с концами. Даже не отзвонил. Не счел нужным.

— Ну что я тебе говорил? — сказал Ефремов и предложил продолжать поиск актера на роль.

Следующим кандидатом был Саша Кайдановский, потом Ролан Быков. В конце концов Пушкина, как известно, Ефремов сыграл сам в режиссуре Анатолия Васильева и в собственной постановке. Но это уже другая история, результатом которой и стал мой переход на Малую Бронную — к Эфросу.

Почему Даль отказался от продолжения репетиций — вопрос по сей день до конца не ясный, как, впрочем, все, связанное с Далем, не может стать ясным и понятным до конца. Во всяком случае, для меня.

Скорее всего, запил. Короткое слово — запой, страшное слово, тяжелое слово, а начинается это всегда легко, невзначай; не только по Далю знакомо. Выпил накануне, утром слегка поправился, потом еще… Идти на репетицию с опозданием, да к тому же с запашком, неловко. «Ай, не пойду-ка я сегодня. Ну пропущу один день. Ничего страшного. Подумаешь, одна репетиция…» И понеслось. «Понеслось, понеслось, понеслось… И вот уже вдали что-то кружит и пылит воздух». Позже, уже задним числом подыскиваются теоретические выкладки, подводится серьезнейшая база бесперспективности предприятия, в нашем случае именуемого «Медной бабушкой», — причем иногда, как на этот раз, теоретик оказывается словно бы и прав.

— Вот видишь, правильно я поступил. Тогда я еще, конечно, не мог для себя сформулировать, что именно меня не устраивало, но нюхом-то чувствовал: что-то здесь не так…

— Ну позвонить ты хотя бы мог? Ведь я ручался за тебя перед Ефремовым, когда приглашал на роль. Я-то ведь сам был на птичьих правах во МХАТе.

После паузы взгляд в себя:

— Извини, я думал, ты и так поймешь.

— Я понял. Ну да ладно! Дело прошлое. Черте ним. Так как насчет Малой Бронной?

— Обдумаю…

В 77-м мы вновь с Олегом под одной крышей — в Театре на Малой Бронной, у Эфроса. К приходу Даля театр, что называется, достиг своего пика. Даль всегда умудрялся поспевать в новое дело в момент его восхождения, — казалось бы, чистое везение или потрясающая интуиция. Не тут-то было. Как общеизвестно, после пика тропе некуда идти, кроме как вниз.

Так было у него с «Современником», так произошло и на Бронной, хотя ни сами театры, ни тем более новичок-пришелец не подозревали, что пик достигнут — или почти достигнут. Это «почти» еще могло бы оказаться для Даля спасительной лазейкой, но в «Современнике» его опоздание на несколько лет оказалось роковым. Основатели театра, ведущие его актеры — Кваша, Табаков и другие — были старше Даленка на семь-восемь лет, — пустяк! — однако этот возрастной разрыв многое решил в его судьбе.