Рисунки на песке

Но времена менялись, а потом и вовсе стали неузнаваемыми для нашего поколения. Все встало с ног на голову. Полагаю, и для Смоктуновского. Переменилось радио. Где теперь, на какой волне услышишь его записи прошлых лет? Его Пушкина (он, если не ошибаюсь, записал целиком всего «Евгения Онегина», как и Ю. А. Завадский, как и С. Ю. Юрский, — адов труд!). Я пишу о Смоктуновском, но на самом деле не только о нем, а обо всех, кто жил, может быть, и менее успешно, но по той же схеме приоритетов и художественных принципов, стараясь честно зарабатывать на жизнь своим трудом.

Когда наступили 90-е годы, Смоктуновский, как и другие, подался в антрепризу, снимался, играл во МХАТе, пошел даже на то, чтобы перед гастролями в Японию вновь сыграть роль дяди Вани, которую когда-то замечательно сыграл в фильме Андрея Кончаловского. Ему, как и О. Н. Ефремову, вернувшемуся к роли Астрова, уже было под 70. Олег настоял, смертельно обидев Олега Борисова и, полагаю, Андрея Мягкова, игравших в этом спектакле с премьеры. Борисов покинул МХАТ и написал в своей книге «Без знаков препинания», что поступок Ефремова — самое сильное разочарование за всю его актерскую жизнь. И действительно, ну что Ефремов со Смоктуновским не видели в этой Японии, на что был ефремовский художественный расчет, на какую такую сенсацию? Неясно.

Полагаю, что произошло это из-за того, что старики задергались, что два крупнейших актера, два партнера по театру и кино, две суперзвезды превратились в реальных стариков. А кому охота сдаваться без боя? Нет, Кеша, мы с тобой — два колосса, я, как ты определил, гениальный, а ты — космический, имеем право, мы еще ого-го, мы покажем этим япошкам наш класс! Я фантазирую, может быть, были еще какие-то причины разного характера, в том числе и материального, не знаю. Не знаю и того, как они прошли в этой Японии, но разве это так уж важно?

Великие, гениальные, космические старели, старели, повторюсь, на фоне стремительно меняющейся жизни, новой страны, новой России, новой Москвы. Прожившие жизнь в XX веке, сформировавшиеся на приоритетах советской поры, мы все, как Ефремов и Смоктуновский, как могли противостояли сталинскому террору, хрущевским экзерсисам, брежневскому застою. Но, несмотря на запреты и ограничения, на окружавшие нас мерзость и ложь, которым мы, как могли, противостояли, а иногда, каждый по-своему, в меру своих художественных принципов и беспринципности, которым потворствовали, жить и работать нам все же было привычнее в те, уже ушедшие времена.

Ведь тот же Смоктуновский ввелся на почти бессловесную роль в спектакль «Так победим!» и среди прочих народных участвовал в нем на гастролях где-то на влекущем к себе всех без разбору буржуазном Западе. Что он, космический и гениальный, увенчанный Гамлет, Иванов, царь Федор, Иудушка Головлев, Порфирий Петрович при этом ощущал, знал один лишь Кеша Смоктуновский. Не думаю, что это прибавило ему здоровья и силы духа.

В последний раз я видел его по телевизору. В числе прочих он вышел на улицы Москвы по призыву Егора Гайдара во время путча. Он был в каком-то плаще, выглядел подавленным. Однако вышел, не отсиделся в кругу семьи. А вскоре его не стало. Рассказывали, что Олег Ефремов очень тяжело перенес его уход.

Не стало великого, может быть, гения, а может быть, и космического артиста Иннокентия Михайловича Смоктуновского. Он умер уже немолодым, оттого его уход не стал шоковым, как когда-то уходы Шукшина, Высоцкого, Миронова. Однако искусство осиротело. Ушел огромный актер, не стало большой личности. А личность — всегда дефицит.

Менялись времена, критерии, вкусы. Появились иные кумиры в театре, да и в кино. Закономерно. Так было, так есть и так будет. «А что будет? — любил А. С. Пушкин повторять поговорку какого-то игумена, — а то, что нас не будет».

Вот и Кеши не стало. И того, что ходил в лыжном костюме, Смоктуновича, и Смоктуновского — лауреата всех премий, знаменитого Гамлета, кумира зрителей всех поколений, видевших его Мышкина и царя Федора, с жадностью ожидавших его новых работ. Незаконченными остались его работы над ролью Цезаря в пьесе Б. Шоу «Цезарь и Клеопатра» на телевидении, роль в необычном и интересном болгарском фильме, его чтения стихов и прозы на радио (живьем он стихов почти не читал, боялся забыть и забывал-таки). И я был в числе его если не фанов, как теперь говорят, то в очереди среди тех многочисленных его почитателей, которые живо им интересовались, всегда ждали, что и как он прочитает на сей раз…