Плюшкин сыгран Смоктуновским ярко и умно. Но опять же что-то не задалось у Швейцера и с этой гоголевской поэмой. И она, несмотря на все ожидания, не прозвучала. Хотя и Гоголь там присутствовал, и с ума сходил, и рукопись сжигал, а вышло нечто вроде «Дороги» А. Эфроса. И не смешно, и не страшно, и не поэтично.
Словом, пик успеха И. М. Смоктуновского пришелся на конец 50-х, все 60-е и 70-е годы. Он продолжал играть, играл много, снимался тоже немало… Никогда не играл плохо, позорно, в позорном. Всегда в театре и кино был на уровне, но что-то стало исчезать…
Однажды Бродскому кто-то сказал: «В последнее время (речь шла о конце 80-х — начале 90-х), вы стали писать много хуже, чем в 60-е и особенно в 70-е годы, отчего?» Поэт ответил: «А кто вам сказал, что когда человек стареет, он должен писать лучше?» Что-то в этом роде. Про поэтов не знаю, поздний Тютчев и поздний Давид Самойлов или Арсений Тарковский мне по душе. И у позднего Бродского есть шедевры. Однако и это правда — играть с годами становится все труднее. Знаю теперь по себе.
Искусство, и театр особенно, — дело молодых. Почему особенно? Ты на виду. Ты сам свой товар, выставленный на обозрение почтенной публики. Всяк, кому не лень, тебя обсуждает: «Ах, как он постарел. А помните его в такой-то роли, в таком-то спектакле? Как он был хорош! Признаюсь, я была влюблена в него». И так далее в том же духе. И мы, актеры и актрисы, все это слышим, даже если это не высказывается вслух прямо в глаза. Хотя случается и такое. Особенно трудно приходится актрисам. Переход на возрастные роли воспринимается ими трудней, чем мужчинами, особенно если ты была героиней или инженю, а не характерной актрисой с младых ногтей, как Раневская или Лия Ахеджакова.
Но дело не только в твоем товарном виде, отграничивающем тебя от ряда твоих еще не сыгранных ролей, хотя и это больно и непросто пережить, так как возрастных ролей, достойных дарования того же Смоктуновского, значительно меньше, а в кино — и вовсе кот наплакал.
Но есть еще что-то в этом старении мешающее принять без душевного ропота старость. Это что-то — постоянные размышления, сомнения на фоне уходящей энергии, жизненных сил, гена радости, без которого трудно жить.
И актер начинает дергаться, искать выход из безвыходного положения. Советский актер в особенности. А если его старение пришлось на «перестройку», на изменение всех приоритетов, в первую очередь художественных, — для многих этот процесс оказался трагичным. К старости советский актер по определению не мог стать состоятельным, материально независимым человеком, даже если в Советском Союзе он был самым высокооплачиваемым актером. Даже если жил, расчетливо экономя, получая премии и льготы. Как максимум, у него великолепная квартира в центре Москвы, дача в Подмосковье, дорогая машина.
Все мною перечисленное — у единиц. Чтобы это иметь, актер пахал как проклятый. Заработок в кино, не говоря уже о зарплате в театре, даже во МХАТе, не мог обеспечить даже этого минимума (максимума) материальных благ. Все, и даже народные любимцы — Евгений Леонов, Евгений Евстигнеев, Михаил Ульянов, Юрий Яковлев, — крутились, как могли. У одних — бесконечные концерты во всех регионах нашей необъятной, от любых организаций (филармония, Бюро пропаганды советского киноискусства, общество книголюбов, общество «Знание»), на любых площадках — от филармонических до клубных и жэковских, выступления на заводах в обеденный перерыв, на стройплощадках, в поле для собирающих картошку студентов и т. д. и т. п.
Радио (интеллигентный заработок в пределах Москвы) — актеры играли, читали все, что давало хоть какие-то заработки. Телевидение — играли, читали, участвовали. Кто-то преподавал. Кто мог, в театральных училищах — во МХАТе, в Щукинском, в Малом, в ГИТИСе. Некоторые добивались профессорских ставок, в сущности, мизерных, если педагог выкладывался, а не халтурил. Большинство преподавали в драмкружках и любительских студиях. Выступали в качестве гастролеров в чужих театрах, в провинции, исполняя свои коронные роли. Я все это испытал на собственной шкуре, знаю не понаслышке, знаю, сколько сил на это уходило у каждого из нас, известных киноактеров, театральных звезд в те советские времена. Мотались все, даже А. К. Тарасова и П. В. Массальский — корифеи МХАТа, народные-перенародные…
Пахал, чтобы обеспечить жизнь семьи и жить более-менее достойно, и великий Смоктуновский. При этом халтурщиком не слыл. Готовился к каждой радиозаписи. Приходил на улицу Качалова, снимал обувь, надевал домашние туфли, заваривал чай и начинал всерьез трудиться. Радио его любило, и он своим удивительным голосом озвучил немало художественной литературы. Когда-то им и другими сделанное звучало в эфире и находило (или так казалось?) благодарного слушателя. Сознание важности делаемого поддерживало дух, принося и кое-какие материальные дивиденды. Опять же знаю по себе.