Рисунок с уменьшением на тридцать лет

Дверь открыл самоуверенный, но хорошо воспитанный молодой человек. Скользнув по мне безразличным взглядом, поставив вместе ноги и вытянув по швам руки, он отвесил в мою сторону поклон, после чего долго жал руку Славику. Из комнаты в переднюю вышла красивая девушка Мара, похожая на всех итальянских актрис одновременно, одетая в серое шелковое платье с большим вырезом, обрисовывающее все прекрасные формы. Славик поцеловал ей руку, потом повернулся ко мне, принял мое пальто, повесил его на вешалку. Я вставила все еще бесчувственные ноги в холодные туфли на невысоких каблучках, купленные мне мамой в подарок к 7 ноября в ГУМе; ноги так сжались, что туфли на сей раз не показались тесными, хотя были маловаты. Я чувствовала себя скованно, боялась поскользнуться на блестящем паркете – один каблук имел тенденцию подворачиваться и ехать на внешнем ребре. Противно робея, никем особо не приглашаемая, минуя какие-то полутемные кабинеты и спальни с распахнутыми двухстворчатыми дверьми, я прошла в ярко освещенную комнату, где в кресле, положив ногу на ногу и листая красивый журнал, сидел Дима Панин. Это была огромная, нарядная комната с эркерным выступом, в котором стоял ухоженный фикус. Перед старинным зеркалом мигала пахучая, смолистая елка, наряженная упоительно красивыми игрушками, немыслимыми конфетами, тихо звенящими бусами, сверкающей канителью, грецкими орехами в золотых и серебряных бумажках. Игорь – хозяин дома – вел себя так, как будто всем присутствующим годился в отцы: весной уходящего года он, сын дипломата, окончил институт международных отношений и уже на поприще этих самых отношений работал, – это мне рассказал в трамвае Славик, который жил неподалеку в коммуналке, был на два года младше приятеля и в школе очень гордился дружбой со старшеклассником.

Мара накрывала на стол, хотя он уже ломился. Я предложила свои услуги и стала вместе с ней носить из кухни в комнату тарелки с севрюгой, семгой, мраморной колбасой, икорницы с икрой, салатницы с салатами, селедочницы с селедками. Мы со Славиком выставили на стол наш вклад, то есть его взнос, соединенный по дороге с моим, – общего у нас (пока?) ничего не было, – бутылку шампанского и большую красную коробку конфет с бегущим оленем на крышке.

Игорь подсмеивался над Марой, но она на него не обижались, озабоченным взглядом окидывала стол, двигала туда-сюда тарелки с закусками. Когда она наклонялась, отпавшая от тела материя приоткрывала роскошную грудь; я каждый раз при этом испуганно озиралась.

Между тем в коридоре зазвучал зычный голос вновь пришедшего гостя. Когда он, шутя и балагуря, появился, наконец, в комнате, выяснилось, что это мой однокурсник, исключенный еще с первого курса за прогулы и неуспеваемость, разбитной и нагловатый прожигатель жизни, которого я хорошо помнила, потому что однажды этот тип выкрал у меня и не вернул заветную тетрадку. «А-а-а! – громогласно приветствовал он «знакомое лицо», – это ты? Ну-ка покажись! Ничего, ничего. Наконец из гадкого утенка становишься девушкой!»

Было уже пятнадцать минут двенадцатого, когда стали рассаживаться вокруг круглого стола. Славик, одаривая всех своей улыбкой, сел рядом со мной. В это время позвонили в дверь; Игорь со словами «это Ямкина» и с несвойственнной ему поспешностью пошел открывать дверь. Мне показалось, что по красивому лицу Мары, как говорится, пробежала тень.

Хозяин с гостьей долго не показывались, так что исключенный из института Малинкин стал громко орать: «Где вы, наконец? Мы не успеем проводить старый год!» Но сходить за ними никто не решился.

Наконец, с подчеркнутой торжественностью Игорь ввел под локоток девушку и представил: «Леночка Ямкина, подающий надежды журналист». Наверное, она была красавицей, но не это первым делом бросалось в глаза (дело, видите ль, не в том). Как «солнца луч», ее появление осветило тихую заводь нашей компании; все оживилось, заплескалось, приобрело какой-то явный и тайный смысл. Лицо вновь пришедшей излучало такую полноту жизни, что ее можно было бы раздать всем присутствующим, не боясь оскудения источника. Туалет «подающего надежды журналиста» был похож на мой (скорее, мой – на ее), только ее нейлоновая блузка была намного прозрачней, а твидовая юбка в елочку (моя была в крапинку) – гораздо уже и с разрезом, что позволяло ей, юбке, пикантно подхватывать ягодицы владелицы, а плотным ножкам дивной формы – выставляться из расходящегося от натяжения разреза. Заморские, на высоких каблуках туфли вишневого цвета завершали «композицию».

Игорь галантно отодвинул от стола тяжелый стул, Леночка уверенным движением, исключающим какой бы то ни было промах, села на своевременно поданное сиденье и как бы всем сразу сделала комплимент, всплеснув руками и ахнув: «Ах, какой стол!» Потом умными, лучезарными глазами обвела всех сидящих за столом, и все преобразились, празднично засияли, только Мара немного поблекла вместе со своим атласным телом.