Риторика в тени пирамид

С I в. н. э. началось массовое использование легионеров для канцелярской работы. Солдаты-канцеляристы называют себя «принципалами» («первые», «главные»)^{540}. Когда все обтесывают камень, принципалы (и наш знакомый Аполлинарий в том числе) освобождены «от мучений физических работ». Для желающих избавиться от непосильного труда в армии открылось новое поприще — путь писца, столь традиционный для Египта, — и они с энтузиазмом вступили на него. Многочисленные поучения фараоновских времен наставляли юношу: лишь писец свободен, богат и избавлен от физической работы. Занимайся прилежно, и ты избежишь печальной участи ткача, гребца, земледельца и т. д.^{541}. Как только авторы писем II–IV вв. н. э. переходят от поучений и наставлений к собственным затаенным желаниям и мечтам, слова о карьере и учебе, а вовсе не рассуждения о труде, льются легко и открыто.

Теренциан, служивший во флоте, писал своему отцу Тибериану: «Если бог захочет, я надеюсь устроиться лучше и перевестись в когорту, но без денег здесь мало что выйдет, и даже рекомендательные письма ничего не будут стоить, если не помочь самому себе»^{542}. Вероятно, перевод. Теренциана как-то связан с перспективой штабной службы. Во всяком случае, отец Теренциана Тибериан является «спекулятором», т. е. младшим командиром с штабными и полицейскими функциями.

Отцы способствуют продвижению сыновей. Так, некий Аммоний просит Сабина о переводе сына на новое место службы и на новый пост, «чтобы во всех отношениях ты стал не только защитником этого дела, но и благим кормчим, возвращающим сына отцу»^{543}.

По мнению А. Л. Смышляева, канцелярские работники выделялись в замкнутую группу внутри армии. Возникла канцелярская элита. От неграмотной массы солдат ее отделяла резкая грань^{544}. Уже простые писари (либрарии) считались immunes, т. е. «свободными от повинностей», освобожденными от тяжелой физической работы легионеров^{545}. Действовала старая египетская антитеза: физический труд — труд писца. Карьера освобождала от труда, того самого, который столь восхвалялся в сентенциях и поучениях.

Дело не ограничивается армией. Со II в. н. э. карьерная идеология пронизывает все египетское общество. Целый трактат о карьере представляет собой письмо Аммона матери^{546}. «Иногда судьба благосклонна, иногда— тяжела. Теперь у нас тяжелые времена, но все повернется к лучшему». Мать должна укрепляться духом, помня: «Ничто не зависит от нас». У Гарпократиона, брата Аммона, были неприятности, но «опять судьба начала возвышать его, ибо он любезен вечным богам и, когда бы ни падал к скромному состоянию, вновь возносится к величию». Далее, правда, выясняется, что вечные боги содействуют Гарпократиону не просто так, но с помощью протекции: «У него через друзей есть грамоты от некоторых больших людей». Аммон добивается жреческой должности. В борьбе за место «пусть узнают свою судьбу те, кто враждебен богам».

От карьеры Аммон переходит к богатству, обнаруживая и здесь сочетание смирения с оптимизмом. «Сама судьба дает и отнимает, когда захочет. Осторожное или неосторожное отношение к наследству не определяет всю жизнь. Тот, кто не сберег его, не обязательно становится совершенно бедным на всю жизнь. Более того, многие, не получив никакого наследства, преуспевают, становятся очень богаты». Сентенция, как обычно, завершается поучением: «Будь же деятельна в заботе о доходах». «Я надеюсь, — пишет с тем же оптимизмом брат брату, — что твое усердие и любовь победят мои неудачи»^{547}. «Узнай же, что Гермий прибыл в Рим и стал отпущенником Цезаря, чтобы получить должность», — радостно сообщает другое письмо^{548}.

Рассуждения о карьере стали настолько же массовыми, насколько стандартными. Пожелания карьеры в письмах сделались формулой. «Стилевое слово» — προκοπή (преуспевание, продвижение, карьера и т. п.) и его производные фигурировали в таких пожеланиях. Архитектор Герод молится за щедрейшее процветание стратега Аполлония, о чем ему и сообщает^{549}. Слуга пишет господину: «Молюсь, чтобы увидеть тебя, господин, в большем успехе и в щедрейшем процветании»^{550}. В другом письме читаем: «Молюсь за твое здоровье и продвижение»^{551}.

В армии карьера особенно ценилась. Египтянин, попавший на службу в римский флот, крайне воодушевлен: «Умоляю тебя, господин мой отец, напиши мне письмо… чтобы я мог преклониться перед твоим писанием, ибо ты хорошо воспитал меня, и поэтому я надеюсь быстро продвинуться, если того захотят боги»^{552}. Автор письма воину молится, чтобы адресат «получил продвижение»^{553}.

Клемаций рассуждает: «Мы всегда молимся, чтобы все наши друзья достигли большего процветания»^{554}. Наконец, отрывок из гороскопа гласит: «Быстро он продвигается в воспитании и становится весьма деятельным»^{555}.