Ритуал святого Валентина

– Ну извини, Христофорыч, так получилось, честное слово! – бубнил несчастный Добродеев, в то время как Монах всласть топтался по его хребту, высказывая все, что о нем думает. – Я не мог позвонить, честное слово! Исчез айфон, думал, украли. Чуть не офигел, держал Бражника до последнего, чуть не силой, развлекал, как мог, задавал дурацкие вопросы, пересказал свою биографию и трудовой путь, выдал все известные анекдоты… Не знал, что еще придумать. Почти два часа, как договаривались, Христофорыч. Думаешь, легко? А что бы ты сделал на моем месте? Так получилось, несчастный случай. Ты ведь успел, мы тебя не застукали!

Друзья сидели в кухне Монаха – ужинали фирмовыми Митрича и запивали пивом; хозяин наступал, гость оправдывался. За окнами была уже ночь…

– Уже «мы»? Скорешились? Не застукали они… твоими молитвами! К счастью, я заметил вас в окно. К счастью! На втором этаже! Летел вниз с поломанной ногой, в темноте, в чужом доме! Соображал, куда кидаться, ничего в голову не лезло. А если бы не заметил? Пришлось бы убить обоих.

– Ну ты же волхв, – бубнил Добродеев. – Мог бы сообразить…

– Мог! Сообразил! Волхв… Скажите спасибо, что не превратил вас в пауков!

– Да ладно тебе, Христофорыч, с кем не бывает.

– Со мной не бывает! Сказал – сделал. Куда же он делся?

– Кто?

– Айфон!

– Представляешь, случайно остался дома, в другом кармане… – Добродеев фальшиво засмеялся. – Я очень волновался и забыл проверить. Ты не представляешь себе, Христофорыч, меня всего прямо трясло! Я даже напросился к нему домой, чтобы в случае чего…

– А что бы ты сделал?

Добродеев задумался.

– По обстоятельствам, – сказал он наконец. – Упал бы в обморок, он стал бы приводить меня в чувство, потащил на диван, а ты тем временем ускользнул бы.

– Ускользнул бы! – фыркнул Монах. – В следующий раз действуем вместе. Я с тебя глаз не спущу. Ладно, проехали. Как Бражник? Есть что-нибудь интересное?

– Переживает. Хочет уехать. Плохо спит.

– Что у них с Эммой?

– По-моему, ничего. Я намекнул, как замечательно, что рядом такой преданный человек. Он не сразу понял. Сказал, да, конечно, повезло, очень знающая, умная, но холодная, как рыба. Так и сказал: рыба. Маргарита ее терпеть не могла, издевалась, говорила, что это не женщина, а робот. Больше ничего. Они не спят, Христофорыч, если ты об этом. Ну, может, раз или два случайно…

– Насчет женщины с письмом ничего? Надо было намекнуть.

– Я пытался! Та женщина, говорю, ваша знакомая, кажется, я где-то ее видел, по-моему, в центральной библиотеке.

– А он?

– Сделал вид, что не услышал. Начал рассказывать, что заказал Маргарите памятник черного мрамора с ангелом. А ты как?

– Никак. Дом пустой, какой-то необжитой, неуютный, видимо, он приехал сюда ненадолго. Или не успел. Мебели минимум, никаких рюшечек, украшений, ну там статуй или картин. Правда, было темно, с фонарем не очень рассмотришь. Спальни разные. Его – с крайним окном, никаких следов посторонней женщины. А вот спальня Маргариты очень женственная, яркая, все сверкает, полно бижутерии, золота, косметики, шкаф ломится – вечерние платья, меха. На стенах ее фотографии в сценических костюмах. Я сделал фотки. Она была красивая и жадная, в ней жизни на десятерых… было. Жаль ее. Даже если она была стервой, то не заслужила такой смерти. Мы должны… Понимаешь, Лео, она нам не чужая, мы были в «Клубе», почти познакомились… Ее спальня единственное живое место в холодном и пустом доме. Потому она и сбежала. Они, случайно, не собирались разводиться?

– Он не говорил. Сбежала и бросила… все? – Добродеев с сомнением покачал головой.

– Получается, бросила. А что ты вообще о нем думаешь?

– Сухой неинтересный тип, подозреваю, с плохим характером. Зануда, цифирь, сплошная серость. Но чувствуется диктатор. Маленький наполеон, видимо, давят комплексы. Я ее понимаю. Но вот так оставить все, побрякушки, тряпки… как-то не по-жен– ски.

– Согласен. Смотри, это ее спальня. – Монах протянул Добродееву айфон с картинками.

– Красиво! – Добродеев принялся с любопытством рассматривать. – А это что? Коробочка для пилюль?

– Пудреница. Уже уходил и заметил на полу около кровати, стал фоткать и вдруг услышал, как подъехала машина. Окно было неплотно закрыто.

Добродеев присмотрелся:

– Дорогая вещица. Серебро, позолота… или даже золото. Знаешь, Христофорыч, а ведь это омен! Она тебя задержала. Если бы не она, ты бы вышел из спальни и не услышал, как подъехала машина. Представляешь, что было бы, если бы Бражник тебя застукал?

– Это ты у меня спрашиваешь? Я-то как раз прекрасно представляю!

– А с другой стороны, он бы не сунулся в спальню жены, ты мог пересидеть там…

– Пересидеть? Докуда? – вскричал Монах. – До завтра? До послезавтра? Признайся честно, что облажался, пустил друга под танки, бросил раненого, сбежал с поля боя. И поставим точку. Я человек незлопамятный.

– Ладно, Христофорыч, облажался, больше не буду. Но ты же сам…

– Точка, Лео, – перебил Монах. – Ставим точку. Никаких «но». Обвиняемый признал свою вину и отпущен под честное слово. Иди, Лео, и больше не греши.

Добродеев вздохнул, кивнул и спросил после паузы: