Калитка оказалась не заперта. Монах, оглянувшись по сторонам, толкнул ручку и вошел во двор. Он скользнул взглядом по окнам – не светилось ни одно, – неторопливо прошагал до дома и поднялся на крыльцо. Постоял, потирая колено, – он был без трости, налегке, и нога отреагировала на ступеньки. Снова оглянулся: вокруг было тихо и темно. Монах достал из кармана фонарик, включил, сунул в рот и достал «спецключ» – подарок одного домушника, с которым он водил дружбу. Этот простодушный и доверчивый человек очень удивился странной просьбе друга, но Монах успокоил его, сказав, что отмычка ему нужна для коллекции. Натянув тонкие резиновые перчатки, сопя и светя себе фонариком, он деловито орудовал ключом.
Дверь подалась, Монах вошел, аккуратно закрыл ее за собой и прислушался. В который раз уже он подумал, что в каждом доме своя атмосфера, он живет своей тайной жизнью: выжидает, дышит, поскрипывает и вздыхает. А кроме людей в нем живут другие сущности, и сейчас они рассматривают его, Монаха, десятками глаз. Он прислушался, светя себе фонариком и осторожно ступая, заглянул в большую комнату – видимо, гостиную – и пошел дальше по коридору, приоткрывая попадающиеся ему двери, в поисках кабинета. Добродеев сказал, третья… кажется. Точно, третья. Монах вошел, постоял минуту, обегая лучом фонарика стены и мебель, потом подошел к письменному столу и стал перебирать аккуратную пачку бумаг; выдвинул один за другим ящики. Письмо незнакомой женщины с кладбища обнаружилось в среднем. То есть предположительно то самое письмо – без имени, слепое, а еще старая фотография…
Монах углубился в чтение. Закончил и присвистнул – интересный поворот! Следы всегда остаются, права Эмма, не нужно возвращаться… Или, наоборот, нужно, чтобы заплатить долги. На фотографии – двое, молодой человек и девушка. Монах узнал в парне Бражника. Он достал айфон, снял письмо и фотографию. В последний раз обежал лучом света кабинет, подивился его… безликости: почти пустой стол, полупустые книжные полки, сейф и диван напротив стола. Невольно вспомнил свой письменный стол с эбонитовой черепахой в разноцветном панцире, с медным Буддой, с танцующим Шивой, с ощетинившимся, как еж, керамическим стаканом с десятком карандашей, еще каким-то хламом… А здесь пусто. Нордический характер или не собирается вить гнездо?
По деревянной лестнице он добрался до второго этажа и оказался в недлинном коридоре с двумя дверьми, ведущими в спальни… видимо. Толкнул первую и вошел. Скользнул лучом фонарика по окну, соображая, где горел свет – здесь или в другой спальне. Добродеев сказал, в крайнем окне, значит, здесь.
Кое-как застеленная кровать, небрежно брошенный сверху синий махровый халат; упаковки лекарств на тумбочке, смятый носовой платок на полу; отодвинутая панель стенного шкафа: на вешалках мужская одежда, внизу обувные коробки. Монах, ни к чему не прикасаясь, рассмотрел одежду в шкафу и сфотографировал лекарство на тумбочке; выдвинул ящик – там лежали очки, калькулятор, несколько писем, блокнот. Наскоро пролистав блокнот, Монах положил его на место. Просмотрел письма – деловые, написанные суконным бюрократическим языком, ничего интересного. Обошел кровать и принялся за другую тумбочку. Приподнял матовый шар-ночник, выдвинул ящик – там было пусто. Маргарита спала в другой спальне. А таинственная женщина, если таковая существовала, не оставила после себя никаких следов.
…Довольно большая ванная комната. Монах включил свет. Здесь все было в неприятных глазу ярко-голубых тонах: занавеска, коврик, полотенца, даже стены. Зубная щетка в стаканчике – одна, в шкафчике немного мужской косметики; никаких следов женщины…