Ритуал святого Валентина

Она не посмела сказать, что беременна, и прислала Галину. О чем ты, он одернул себя, она бы не посмела никому пожаловаться, Галина действовала самостоятельно. Он помнит, как она примчалась и заявила, что он будет отцом. Она ненавидела его, он читал это в ее глазах. Требовала, чтобы они немедленно расписались. Через неделю он ушел. Лена ничего ему не сказала, она, скорее всего, не знала о визите бывшей подруги. Через неделю! Отряхнул прах с ног, переступил и ушел. А они остались…

Он вскочил с дивана, бросился в кабинет и достал из ящика письменного стола письмо Лены, которое знал наизусть. Неровные оборванные строчки, слабый нажим, почти полное отсутствие знаков препинания – писал явно больной человек. Ни слова упрека, только страх, боль… и любовь. Она все еще любила его и надеялась на счастливый случай. Благодарила за сына.

«Я скоро умру… если ты вернешься у тебя… у нас сын Андрюша, мой любимый мальчик. Повторяю как молитву спасибо тебе! Если вернешься не оставь его, у нас никого нет Галя ему как мама… она тебе все расскажет. Господи как мне страшно… прости меня Витя. Как все быстро вся жизнь. Твоя Лена».

И выцветшая бледная фотография: они вдвоем на скамейке в парке, Лена прижалась к нему, он держит ее за руку. Весна – над их головами цветущее дерево…

Она просила прощения, в этом была она вся. Не вложила в письмо фотографии Андрея… Почему? Вдруг он понял: он бросил ее когда-то, отказался от них, и она боялась, что он не признает сына, выбросит и письмо, и фотографии…

Чуждый сантиментам, рассчитывающий только на себя, всю жизнь протягивающий руку и берущий, что понравилось, Бражник вдруг подумал: есть, наверное, то, что подтолкнуло его к возвращению, не зависящее от него… И еще подумал о том, что рано или поздно наступает время платить. Подсчитано, взвешено, предъявлено к оплате, как тому царю… как его? Валтасар!

Бумеранг, сказала Галина…

Он сидел за письменным столом с письмом в руке и вспоминал. Ему пришло в голову, что Лена и Лиза похожи: обе тонкие, слабые, как вьюнок, обе искали в нем опору. От Лены он ушел… А если бы не ушел? Сломал бы. Уничтожил. А Лиза… Ничего серьезного, ей не было места в его планах. Молодая, глупая, пресная… Переступить и уйти. Снова, как всегда. Всю жизнь он переступал и уходил… Маргарита, Эмма, Лиза… другие. Жертвы, пришло ему в голову. А кто же он? Валтасар…

Мене, текел, фарес…

Он слукавил: тот парень, что бросился к ним, был не в себе, возможно, пьян. Он требовал, чтобы Лялька… Он называл ее Лялькой! Чтобы она вернулась, обозвал его, Бражника, старым дураком… и другими словами. Он размахивал руками и лез в драку. Он с силой сжал его руки, и парень вскрикнул. На них стали оглядываться, и он остановил такси, стремясь убраться поскорее. Лиза плакала и клялась, что она ушла от… этого, а он не понимает, мальчишка, она никогда его не любила.

Бражник молчал. Сцена была некрасивой, он впервые подумал, что ничего о ней не знает: с кем она, кто был до него, кто ее друзья. Не интересовался… даже в голову не приходило расспросить.

…Сын, которого он не знает, убил женщину, которую он у него увел… Тяжела рука твоя, Господи!

Глава 34 Что же ты наделала, Эмма?

…Да, верь мне, друг, я понимаю

Твою зловещую печаль
И, полон грусти, повторяю
С тобою сам: «Ее мне жаль».

А. Плещеев. Ее мне жаль…

Монах попросил улыбчивую девчушку-менеджера отобрать ему чаев поприличнее, на подарок; еще косметику какую-нибудь, крем, лосьон… «Как для себя, поняла?» – наказал он, протягивая шоколадку. Он был редким гостем на фабрике, всем заправлял друг детства Жорик. Когда случались проблемы – налоговая, допустим, прицепилась или конкуренты наехали, приходило его время. Он вмешивался и разруливал. Монах чувствовал себя тяжелой артиллерией при тощем длинном Жорике, который был первоклассным механиком, но терялся в разборках, требующих хладнокровия и уверенности.

Лифт снова не работал, «профелактика!!» продолжалась. Чертыхаясь и сопя, Монах добрался до четвертого этажа, постоял, опираясь плечом на стену, выравнивая дыхание, и позвонил. Раз, другой, третий. Надо было позвонить заранее, в наше время подобные сюрпризы стали дурным тоном. Он нажал на ручку, и дверь подалась. Остановился на пороге, прислушался: в квартире было тихо. Он позвал Эмму. Тишина в ответ. Оставив дверь открытой, он вошел в прихожую, снова позвал – ничего.