Рюбецаль

Не прошло и месяца, как ему позвонили из приемной Мучмана и передали, что тот желает его видеть. При разговоре в кабинете присутствовал генерал из Управления вооружений сухопутных сил. Поиск крупных месторождений урановой руды – дело своевременное и чрезвычайно важное. Фюрер поручает Институту снарядить разведывательную партию, а Хаасу – ее возглавить, средства будут выделены. При этом отчеты он должен посылать лично начальнику 2-го Главного управления министерства экономики генералу фон Ханнекену с пометкой «секретно». Обязательство о неразглашении информации Хаасу дали подписать тут же.

Вопреки быстро распространившемуся мнению такой поворот на сто восемьдесят градусов совершился не благодаря новоприобретенному партбилету. Хаас не пропускал ничего связанного с ураном и, разумеется, был в курсе открытия, сделанного Отто Ханом и Фрицем Штрассманом несколькими месяцами ранее, но уже всемирно оглашенного. Мысль о колоссальной энергии, таящейся в такой малости, как ядро атома, вызывала у него головокружение и томила тоской о потере того, что он считал своим, а своим он считал только то, что узнал, изучая Землю.

Безобразному смолисто-черному камню, шлаку, который горняки веками выбрасывали в отвалы, непостижимой волей природы была дарована сила, превосходящая все, какие когда-либо высвобождала человеческая пытливость из природного вещества. «Камень, отвергнутый строителями, будет положен во главу угла», – вспомнилось Хаасу. Он был агностик, но теперь почти верил в то, что и минерал, с которым он связан, и он сам могут быть избраны Богом для миссии, которая содержит зерно спасения, но и зерно кары. Хаас достаточно разбирался в физике, чтобы, сложив вместе тон беседы, обязанность неразглашения и присутствие военного чина, верно прочитать виды фюрера на уран. Человек, полгода назад выставлявший себя миротворцем, спешил заполучить оружие, о котором, не сильно преувеличив, можно было сказать, что эффективнее его против жизни только само небытие.

Десять лет назад, когда Хаас связал свою научную карьеру с ураном, когда он мечтал о немецком уране в промышленных масштабах, радий воплощал для всех, а особенно для него, свет и жизнь. Теперь он воплощал смерть. Теперь настуран, урановая смолка, равнялся Гитлеру. Гитлер и был настураном.

Присоединение Судет означало для Хааса, что война не начнется. Раздел Чехии означал, что война началась.

Вскоре отец написал ему, что приветствовал германские войска, двигавшиеся через Судеты в Богемию, и что надо брать силой там, где нельзя иначе. 1 мая 1939 года Конрад Хенляйн был назначен гауляйтером и имперским наместником новой рейхсгау Судетенланд, а 2 мая умер отец – его сердце не выдержало счастливых потрясений. Не прошло и полугода, как за ним последовала мать. Прибывший на похороны Хаас узнал, что завод радиевых удобрений давно не окупался и за долги будет продан, причем строительная фирма покупает его вместе с землей, только чтобы ликвидировать и снести. Это показалось Хаасу символичным.

Через некоторое время его пригласил к себе начальник местного отдела СД и предложил вступить в СС. Об успехах поисков Хаас должен будет сообщать лично ему, чтобы он мог держать в курсе оберштурмбанфюрера доктора Шпенглера, контролировавшего от СД науку, и рейхсфюрера СС. Хаас рассудил, что ему оказана честь: к СС он испытывал уважение как к наименее коррумпированной организации; в СС шли немногочисленные идеалисты, которых нечего было искать среди партийцев. Единственное, что вызывало колебания, – необходимость присягнуть Гитлеру, человеку, обманувшему его лично. Хаасу припомнились слова Маделя после того, как в 1935 году его, даже не национал-социалиста по убеждениям, избрали ректором Академии вместо кандидата НСДАП: ну вот, можно считать, что это не было напрасно. Отныне Хаас уже не мог выйти из партии, только зарыться в глубь нее, как в своего рода недра. Странным образом ему казалось, что, принадлежа к СС, как бы вознесенный на несколько ступеней над рядовыми партайгеноссе, он скорее забудет о своем членстве.

С учетом образования и положения в институте Хаасу сразу присвоили звание унтерштурмфюрера; надлежало пошить униформу, к которой полагался кортик, торжественно выдаваемый в ходе церемонии приема. Не только жене и сыну, но и самому Хаасу нравился этот новый образ, являть который, впрочем, было достаточно только в дни национал-социалистических и прочих больших праздников, чем Хаас и ограничивался.

Несколько экспедиций последовали одна за другой, но предположение Хааса как будто не подтверждалось. В отчетах Хаас писал, что урановые руды, очевидно, «разложились», стало быть, крупных месторождений, пригодных для атомного проекта, на территории Германии нет.