Рюбецаль

В СД поступило донесение, что «Рюбецаль» (под этой кличкой он проходил у осведомителей) якобы саботирует поиски урана, веля обходить им же самим ранее установленные участки и не разрешая наносить на карту обнаруженные месторождения. Однако разбирательства не последовало. Инициатива запоздала: теперь Рейху принадлежал Иоахимсталь, открывать новые месторождения не было нужды.

Хаас был вовсе не рад, когда гауляйтер объявил ему, что рейхсминистр науки распорядился создать на базе Общества кайзера Вильгельма исследовательский центр в Райхенберге, который будет заниматься исключительно урановыми месторождениями, вопросами их поиска, разведки и эксплуатации, а Хаас назначается его директором. Урану отводится собственный институт (в целях конспирации он будет называться Институтом научного содействия горному делу), и это будет собственный институт Хааса.

Его прежние мечты сбывались по цепочке. Теперь Хаас мечтал о том, чтобы смотать эту цепочку назад.

Родной город и Судеты вообще пропитались для него унизительностью национального сиротства, и он отряхнул их прах со своих ног, как считал, навсегда. Он понимал и то, что назначение на административную должность знаменует его конец как ученого. Тем не менее он послушался и перевез семью в Райхенберг. Руководящая работа давалась ему через силу, долгое время он превозмогал в себе что-то, когда надо было отдавать директивы, впрочем, и это воспринимал как вызов. Хаас курировал поиски месторождений урана на территории всего Рейха, но фактически лишь в рейхсгау. Официальные секретные отчеты для министерства экономики, и неофициальные, еще более секретные для СД, адресуемые теперь лично Гиммлеру, он печатал под копирку сам. Иоахимстальский рудник эксплуатировался исправно, и Хаас ничего не мог с этим поделать. Нападение на Советский Союз для него ничего не изменило, он не подлежал мобилизации, к радости Вальтрауд и к собственному замешательству. Дело было не только в том, что его молодые сотрудники записывались добровольцами, а их родные потом получали похоронки. Идея этого «восточного похода» претила ему своим замахом, как будто его принуждали перелететь через пропасть, как будто его затянули в этот прыжок. Он вспомнил те вызовы, которые бросал себе восхождениями. Стать солдатом – это тоже был вызов, тем больший, что он ненавидел войну. Ему казалось, что он готов пролить свою кровь за отечество, и он старался внушить себе готовность пролить, если это будет необходимо, и чужую, и надеялся, что второго от него не потребуется. И главное, он должен был сбежать от урана.

Его возмутило вероломное убийство Гейдриха. Об этом человеке, при котором чехам в бытовом отношении жить стало, бесспорно, лучше, взять хотя бы рост зарплат и увеличенный продовольственный паек, Хаас слышал разные отзывы. Согласно его тогдашним убеждениям никто не мог быть подвергнут казни без суда и без права на защиту, но все-таки Хаас негодовал бы меньше, не будь ему очевидна истинная подоплека этого акта, за которым стояли не взрыв гнева и не выношенная месть, а самый подлый рычаг человеческих поступков – расчет на провокацию. И мало того – как будто может быть мало подлости уже в провокации как таковой, – расправа над представителем оккупационной власти имела целью спровоцировать ту же власть на расправу над предполагаемыми соучастниками, роль которых исполнит произвольная выборка населения, если не все население протектората, чем опять-таки спровоцирует это последнее взбунтоваться. Те, кто задумал убийство Гейдриха, бросили дрожжи в войну. Они крикнули в пещеру ненависти, вызвав удесятеренной мощи эхо, пустили по цепочке заряд насилия. Они сделали самое тяжкое и непростительное – сделали сразу многих служителями Вражды.

К началу 44-го года все подведомственные ему геологи были на фронте. Хааса все не призывали, и он чувствовал себя неловко перед семьями коллег и сотрудников, перед родными своего научного руководителя Маделя, погибшего на фронте в первые дни войны. Хаас записался добровольцем. Его отправили в Нормандию, в 7-ю армию, которой командовал генерал-полковник войск СС Пауль Хауссер, в 21-ю дивизию 1-го танкового корпуса СС. Хотя Хаас уже имел звание штурмбаннфюрера, он оказался «слишком гражданским», чтобы командовать батальоном в ходе боевых действий. Для него нашлись обязанности в штабе дивизии. Когда Хауссер присоединился к заговорщикам, Хаас был среди тех, кто поддержал его.

Не только военные вермахта, но и многие члены как войск СС, так и общих СС вынашивали планы смены режима, считая, что партия должна быть очищена и иметь исключительно моральную власть; так считал и Хаас. Гитлера необходимо отстранить, отправить на почетную пенсию, а войну прекратить; Хаас расходился с единомышленниками лишь в одном: главой страны он видел не Гиммлера, а Отто Штрассера. После 20 июля 1944 года планы были торопливо свернуты.