Рюбецаль

По совпадению, плавно, но неуклонно ухудшавшееся здоровье Наталии – наследие лагеря – требовало сменить климат на более мягкий. Хубер обсудил с женой перспективы переезда, и было решено сделать так, как лучше для Тони, которая оканчивала девятый класс. Тоня была только рада проститься со всем, что ее доныне окружало. Минувший учебный год подвел к не просто безболезненному, а живительному разрыву прежних связей. Юноша классом старше, в которого Тоня влюбилась, мало того, что не отвечал ей взаимностью, но отчего-то испытывал к ней отвращение. По неопытности Тоня вела себя безоглядно, так, например, не таясь, провожала своего избранника от школы к остановке трамвая. Как-то, когда она на некотором отдалении шла из школы за компанией десятиклассников, в которой был и тот, ради кого она подвергала себя позору, юноша внезапно громко, явно и для нее тоже произнес: «Интересно, эта немецкая овчарка так и будет меня конвоировать?» Тоня развернулась и пошла прочь, стараясь шагать ровно и твердо.

– В Сибирь ты обязательно вернешься, – сказал ей папа, считая, что ее надо утешать (по-русски, как говорил с ней все чаще, особенно если разговор был серьезный). – Ведь ты собираешься стать геологом, а геологу иного не дано.

Однако в Сибири Тоня с тех пор не бывала. Студенческая практика на Кавказе доказала ей, что полевая работа не для нее. После университета Антонина пришла в ИГРПИ, правда, Отдел эндогенных рудных месторождений, где работал папа, уже через год она сменила на редакционно-издательский. Она так и не защитила диссертацию, занималась переводом научных статей с немецкого на русский, потом ее захватила подготовка новейшего немецко-русского и русско-немецкого словарей горного дела, к работе над которыми по ее рекомендации привлекли и Хубера. С середины восьмидесятых и до ухода на пенсию Антонина вела кружок для школьников в минералогическом музее.

После школы у нее не было подруг. Со студенчества Антонина привыкла находиться среди мужчин и год от года все больше ценила спокойный уют маргинальности в роли, которая все же не совсем была тождественной «своему парню», поскольку своей Антонина не могла стать нигде; бесполую заботу старших и безучастно-бережное отношение сверстников. Дважды ее звали замуж, оба раза из желания тем самым облагодетельствовать, и она отказывалась не потому, что этот единственный мотив был слишком небрежно скрыт, и не потому, что гнушалась браком без любви, хотя именно так обосновывала отказ; и даже не из-за многолетнего романа, который подходил ей как раз бесплодностью. Причина виделась самой Антонине размыто, отчасти совпадая со страхом потерять всякую размытость горизонта, неопределенность будущего, но и определенность настоящего; то, чего у нее еще нет, и то, что у нее есть, вместе образующее ее саму. Безграничность вариантов, бесконечность потенциальных становлений – и семью, незыблемо ограниченную тремя вершинами: отец, мать и она.

Наталия летала в Сибирь раз в год, на могилы матери и племянницы. Узнав, что поселковое кладбище собираются переносить, она добилась перезахоронения праха в областном центре, попросив знакомую по общине ухаживать за могилами. Наталия еще до войны и лагеря приняла как данность, что школа отторгает ее, а она школу, поэтому едва ли огорчилась, не найдя в Москве место преподавателя. Хубер устроил ее лаборанткой в ИГРПИ.

Две комнаты московской квартиры распределили так же, как прежние две: в комнате побольше – Антонина с матерью, в комнате поменьше – кабинет и спальня отца. К только отстроенному панельному дому на городском рубеже прилегал двор, засаженный липами и тополями, а чуть дальше заболоченный пруд, в который, пряча его контур, вдавались ракиты. Для Хубера это была уже третья земля, и он знал, что еще одну ему в себя не впустить.

1983

Она стояла на высоком плато, окруженная мутно-белым небом. Кто-то приближался к ней, но не поднимаясь по склону, а двигаясь навстречу ей по прямой и одновременно будто спускаясь сверху. Она не могла разглядеть лица, но это был ее брат, без сомнения, в короне и мантии, скрывающей ноги, отчего казалось, будто он парит. Когда он приблизился на расстояние вытянутой руки и действительно простер к ней руки, Антонина увидела в них вторую корону, и этой короной он увенчал ей голову. Они и вправду парили оба, над глубочайшим провалом, над жерлом вулкана. Брат взял ее за руки, и они начали опускаться, слишком медленно, мучительно медленно.

Liebe Antonina!

Vielen Dank für die Fotos. Jetzt weiß ich, wie mein Vater im Erwachsenenalter und im Alter aussah. Du bist wie er. Ich habe es immer bereut, dass ich nicht wie mein Vater aussah, ich ähnele meiner Mutter, aber Sie gleichen. Könnte ich denken, dass ich in Russland eine Schwester habe!

Дорогая Антонина!

Благодарю Вас за фотографии. Теперь я знаю, как выглядел отец в зрелости и в пожилые годы. Вы похожи на него. Я всегда жалел, что непохож на отца, я пошел в мать, а Вы похожи. Вы очень красивы. Мог ли я подумать, что в России у меня есть сестра!