Игнорирую укол в груди. Просто… знаю, Ривер полный болван. Но в глубине души он добрый. А вот насчет Мэйси я не уверена. Мне кажется, она... эгоистичная и коварная.
Впрочем, это не мое дело.
Наблюдаю, как ее гибкое тело скользит в маленький красный «Форд», припаркованный на подъездной дорожке позади его грузовика. Я-то теперь уже никуда не скольжу с моим непрестанно увеличивающимся животом.
Слышу, как заводится мотор, и быстро возвращаюсь к багажнику своей машины, чтобы не обращать на нее внимания, когда она проедет мимо.
Понимаю, что веду себя по-детски. Просто сегодня я не в настроении для Мэйси.
Я устала и раздражена.
Большую часть ночи я не спала, мучаясь изжогой из-за вчерашней еды, как я и предсказывала. Но это не помешало мне ее съесть, не так ли? Сегодня утром закусочная была забита до отказа. Я едва успевала. А потом, когда моя смена в закусочной закончилась, я отправилась в хозяйственный магазин за краской, которую заказывала, потому что мне позвонили, сообщив, что она появилась. Я наконец-то выбрала цвет — «ванильный иней». Это нейтральный цвет. Я решила оставить стены однотонными и светлыми. Куплю настенные наклейки с милыми животными и украшу ими и какими-нибудь аксессуарами. Кроме того, в хозяйственном магазине я купила малярные валики, кисти и брезент, чтобы покрыть им пол. Решила начать покраску сегодня.
Звук проезжающей мимо машины Мэйси дает старт для движения.
Я достаю из багажника одну из банок с краской и чувствую в спине острую боль.
— Ой! — Я прижимаю свободную руку к спине, борясь с болью.
— Кэрри, ты в порядке?
Я в испуге оборачиваюсь и вижу Ривера, быстро приближающегося ко мне.
Он берет из моей руки банку с краской, позволяя мне прижать обе руки к пояснице, чтобы растянуться. Он ставит банку с краской обратно в багажник.
— Давай зайдем внутрь. Тебе нужно присесть.
— Я в порядке, — огрызаюсь я. — Просто спина немного болит. Такое следует ожидать при беременности.
— Конечно. А таскать самой банки с краской явно в это поможет.
— Будто тебе есть до этого дело? — рявкаю, наконец, взглянув на него.
Он бледнеет, но тут же приходит в себя.
— Нет. — Голос у него низкий. — Но я... эм… — Он переминается с ноги на ногу. Если бы я не знала его лучше, то подумала бы, что он нервничает. — Просто ты... ты должна думать о ребенке.
— Хочешь сказать, я не думаю о своем ребенке? Что я каким-то образом подвергаю риску его здоровье?
Он хмурит брови.
— Это совсем не то, о чем я говорю.
Я упираю руки в бока. Потом вспоминаю, что они там больше не помещаются, и скрещиваю их на своей располневшей груди.
— Тогда о чем?
— Только… — Он делает размеренный вдох, затем так же сдержанно выдыхает. — Только о том, что тебе не следует таскать самой банки с краской.
— Ну, мне больше некому это делать, — пожимаю я плечами. — Так что, мои возможности ограничены... мной.
— Я могу тебе помочь.
— Что? — Я останавливаюсь и смущенно смотрю на него. — С чего бы? Мы не друзья.
— Мы… хм… соседи. Соседи помогают друг другу.
— Верно. — Я киваю. — Но ты ясно дал понять, что не хочешь иметь со мной ничего общего, точка. Так почему же хочешь стать добрым соседом и помочь мне?
— Потому что ты беременна? — Это больше похоже на вопрос, чем на ответ.
— Я беременна уже пять месяцев, и все это время прекрасно справлялась сама.
— Не все время.
— Нет? — От досады распахиваю глаза.
Он качает головой.
— Рождественская елка. Тебе нужна была помощь.
— Мне не была нужна помощь. Ты предложил, и я согласилась, думая, что мы друзья. Но на следующий день я узнала, что это не так. Ты, блин, просто терпел меня, помнишь?
Он морщится.
— Я принес тебе помидор. — Он засовывает руку в карман куртки и достает большой помидор, протягивая его мне на раскрытой ладони.
— Помидор? — медленно произношу слово, чтобы убедиться, что поняла правильно.
Вижу, как кончики его ушей краснеют.
— Домашний помидор. Ведь ребенок-фрукт сейчас такой величины, верно? Размером с домашний помидор.
«Ох».
В груди вспыхивает боль.
— Откуда ты знаешь? — спрашиваю тихо.
Он неловко пожимает плечами.
— Увидел на сайте о ребенке-фрукте.
— Зачем ты его смотрел? — Я поднимаю на него взгляд.
Еще одно пожатие, на этот раз одним плечом.
— Не знала, что ты в курсе моего срока.
— Не совсем. — Его слова звучат тише. — Я вспомнил разговор об оливке и сложил два и два.
«Я тоже помню разговор об оливке. В тот вечер ты отверг нашу дружбу».
Помидор так и лежит на его протянутой ладони. Полагаю, это его способ извиниться — оливковая ветвь, так сказать, без каламбура. Но этого недостаточно.
Он ранил мои чувства.
— Что же, ты обсчитался. Срок несколько больше. Ребенок сейчас размером с маленький банан.
Выражение его лица сникает.
— О, — бормочет он еще тише, чем раньше.
Чувство вины застревает в горле, хотя мне не за что себя винить.
— Вероятно, глупо было приносить тебе помидор, — бормочет он.
Не глупо. На самом деле мило. Но это ничего не меняет.
— Зачем ты принес мне помидор?
Безучастный взгляд устремляется ко мне.
— Потому что ребенок... — Он замолкает, вздыхает и качает головой. — Я не знаю.
— Думаю, знаешь. — Удивляюсь своей самоуверенности.