Роб Рой

— Видите, вышло, как я говорил. Отлично, Фрэнк, — обратился он ко мне, — ты почти достиг совершеннолетия и вполне способен судить самостоятельно, что нужно тебе для твоего счастья, как ты сам судил о том и раньше; итак, не стану с тобою спорить. Но я так же не обязан способствовать твоим планам, как не обязан ты подчиняться моим; разреши мне, однако, спросить, есть у тебя какой-либо план, для осуществления которого необходима моя поддержка?

Сильно смущенный, я ответил, что, не будучи подготовлен воспитанием ни к какому занятию и не имея собственных средств, я, очевидно, лишен возможности существовать без некоторой денежной помощи со стороны отца, что потребности мои очень скромны и что, я надеюсь, мое отвращение к занятию, избранному им для меня, не послужит для него причиной, чтобы окончательно лишить меня отцовской поддержки и покровительства.

— Иными словами, ты хочешь опираться на мою руку и всё-таки идти своим путем? Вряд ли это осуществимо, Фрэнк. Однако ты, как я понимаю, готов подчиняться моим указаниям в той мере, в какой они не будут идти вразрез с твоими собственными желаниями?

Я приготовился возразить, но он меня остановил:

— Нет, прошу тебя, помолчи, — и продолжал: — Предположим, что так. В таком случае ты тотчас отправишься на север Англии, навестишь твоего дядю и познакомишься с его семьей. Я избрал из его сыновей (у него их, кажется, шестеро) одного, который, думается мне, наиболее достоин занять в моей конторе место, предназначавшееся мною для тебя. Но дальше может возникнуть необходимость в некоторых дополнительных мероприятиях, для чего понадобится, наверно, твое присутствие здесь. Ты получишь дальнейшие указания от меня в Осбальдистон-Холле, где я прошу тебя остаться впредь до моих распоряжений. Завтра утром всё будет готово к твоему отъезду.

С этими словами отец вышел из комнаты.

— Что всё это значит, мистер Оуэн? — обратился я к своему доброму другу, который стоял предо мною в глубоком унынии.

— Вы погубили себя, мистер Фрэнк, вот что; когда ваш отец говорит таким спокойным, решительным тоном — значит, ничего не изменишь, итог подведен.

Так и оказалось; на следующее утро, в пять часов, я уже ехал по дороге в Йорк верхом на довольно приличной лошади, с пятьюдесятью гинеями в кармане, — ехал, как мне казалось, с целью помочь другому занять мое место в доме и в сердце моего отца и, насколько я понимал, отнять у меня в конце концов отцовское наследство.

Глава III

Жестокий ветер парус рвет,

Теченье лодку прочь несет,

Плывет в седую даль земля,

И вёсел нет, и нет руля.

Гэй, «Басни».[21]

Я оснастил рифмованными и белыми стихами разделы этой важной повести с целью прельстить ваше неотступное внимание силой поэтического дара, более пленительного, чем мой. Вышеприведенные строки относятся к моряку, отважно спустившему с причала лодку, которой он не мог управлять, и отдавшегося на волю течения судоходной реки. Ни один школьник, рискнувший ради озорства на ту же опрометчивую проделку, уносимый сильным течением, не мог бы чувствовать себя более беспомощным, чем оказался я, пустившись без компаса по океану жизни. С такой неожиданной легкостью разрубил мой отец ту связь, которая считается обычно основой, скрепляющей общество, и позволил мне уехать изгнанником из родного дома, что вера моя в собственные достоинства, дававшая мне до сих пор поддержку, теперь странно ослабела. Принц-красавец, из принца обратившийся в сына рыбака, не мог больнее чувствовать унижение. В слепом себялюбии мы привыкаем считать все те блага, которыми нас одаряет неизменный успех, чем-то постоянным и неотъемлемо нам присущим; а после, как только, предоставленные собственным силам, мы увидим, как мало мы сто́им, это открытие становится для нас невыразимо обидным. Когда шум Лондона замолк в моих ушах, отдаленный звон его колоколен еще не раз прозвучал мне вещим «Вернись», как некогда услышал это слово будущий лорд-мэр.[22] И когда я оглянулся с вершины Хайгетского холма на сумрачное великолепие Лондона, у меня возникло чувство, точно я оставляю позади удобства, изобилие, соблазны света и все удовольствия цивилизованной жизни.