В период отшельничества у Роберта Фриппа не было конкретных планов возвращения к музыке; перед роспуском King Crimson III в 1974 г. он заключил, что жизнь рок-звезды больше не способствовала его продолжающемуся самообразованию, что она фактически препятствовала достижению его целей. Поэтому, когда добровольное изгнание подошло к концу, Фрипп возвратился к музыке без громкого «всплеска», без оповещения всех и каждого о своём присутствии каким-нибудь грандиозным жестом. Наоборот, он мало-помалу «пробовал воду ногой», тщательно обдумывая, будет ли мир профессионального музыканта подходящей ареной для его деятельности.
Фрипп любит создавать маленькие парадигматические списки — и в 1982 г. он сформулировал «четыре условия работы»: работа должна кормить работающего, способствовать его образованию, быть интересной и общественно полезной. Возвращаясь в 1978 и 1979 гг. из уединения, Фрипп постепенно стал понимать, что для него работа в музыкальной индустрии могла бы удовлетворить всем вышеперечисленным условиям. Хотя в некоторых отношениях Фрипп выглядит отшельником-интровертом, живущим в собственном мире, на уровне самоизобретённых и мало кому понятных (и тем более мало кем принимаемых) символических структур, в этот период он получал большую поддержку и поощрение от старых и новых друзей — и успешно продолжил свою музыкальную одиссею, пройдя ещё через несколько островов в архипелаге дела своей жизни. В уединении он достиг точки понимания того, что может решать, чем именно он хочет заниматься, и вот теперь мог свободно выбирать музыку — перефразируя Кьеркегора, спонтанно после раздумья.
С Питером Габриэлом
Первый шаг из уединения был сделан в ответ на звонок Питера Габриэла, который, уйдя в 1975 г. из Genesis, в начале 1977 г. был в Торонто, где делал свой первый сольный альбом. Genesis, одна из прототипических групп прогрессивного рока начала 70-х, была известна своими тщательно разработанными сценическими представлениями и психодраматической «пиротехникой», которая, по большей части, была заслугой Габриэла с его магнетическим сценическим образом, вокальными способностями и удивительно образными песнями; высшей точкой раннего периода Genesis была их рок-опера
Вклад Фриппа в первый альбом Габриэла минимален: то тут, то там осторожные штрихи на электрогитаре, классической гитаре и банджо. В следующем году Габриэл пригласил Фриппа продюсировать его второй альбом. Поставив их рядом и сравнивая, видишь чрезвычайно разные «продюсерские ценности». С Эзрином Габриэл культивировал открытый подход: массивные оркестровые текстуры, щедрая синтезаторная «набивка», глубокие барабанные вставки, экзотическая перкуссия, перегруженные реверберацией и эхом вокальные дорожки, чувство бескрайних широких пространств, гигантомании и мелодрамы. Если
Может быть, Фриппу удалось (хоть и ненадолго) приблизить звучание музыки Габриэла к «реальности» — вытащить его из раздуто-прогрессивных ранних 70-х в экономные поздние 70-е. Но глядя более широко, я не уверен, что Фрипп в роли продюсера, усердно насаждающего звуковую умеренность и акустическую честность, смог полностью оценить природу талантов Габриэла, Габриэла — великолепного гармониста, сочинителя буйных снов, сверхъестественного вокалиста, несравненного тембровика и создателя роковых песенных структур. Не будет слишком большим преувеличением сказать, что Фрипп вообще-то никогда не воспринимал создание пластинок как самостоятельный способ художественного самовыражения; скорее, он рассматривает весь студийный процесс как неизбежное зло, единственной целью которого является создание неизбежно второсортных репродукций настоящей вещи — живой музыки.