Несмотря на отсутствие врагов, я вел довольно жалкую и беспокойную жизнь; бесконечное ожидание и страх перед внезапным столкновением с туземцами изводили меня настолько, что тоскливое уныние стало привычным спутником моих дней и ночей. Меня терзали мелкие хвори, и одна лишь мысль о том, что я все-таки немало сделал для своего благополучия и безопасности, немного утешала меня. Мне снились тревожные сны: то я сражаюсь с полчищем каннибалов, то бегу в ужасе от них, то снова вижу картины человекоубийств и адских плясок.
В середине мая, а если быть точным – то есть соотносить время с зарубками на моем календаре – шестнадцатого числа, с утра на море началась буря. К полудню она усилилась и продолжалась до вечера. Ветер беспрестанно дул с юго-запада, и я, прихватив Библию, перебрался из палатки в более тихую и сухую пещеру. Устроившись поудобнее, я раскрыл книгу и едва успел прочитать первые слова, как вдруг до меня донесся отдаленный пушечный выстрел.
Я вздрогнул от неожиданности. Будучи готов ко всему что угодно, я растерялся. Вот так сюрприз!
Возбужденный до предела, я, недолго думая, схватил ружье, подзорную трубу, второпях сунул в пришитый к поясу кожаный карман кисет с табаком, трубку и огниво и поспешил на вершину холма. Едва я поднялся на площадку, как прогремел второй выстрел. Не мешкая ни секунды, я начал лихорадочно собирать мелкие сучья и ветки, а затем с третьей попытки развел костер. Ветер подхватил струйку дыма и унес ее вдаль, но постепенно огонь разгорался все сильнее.
По звуку второго выстрела я определил направление и понял, что пушка палит в том месте, куда однажды меня унесло течением в лодке. Но даже в подзорную трубу я ничего не мог разглядеть из-за громадных волн, разбивавшихся о скалы. Тем не менее у меня были все основания предположить, что бедствие терпит большой корабль, возможно отставший от каравана. И если я ничем не могу помочь морякам, может статься, что они сами, заметив огонь на острове, поменяют курс и доберутся сюда. Тогда я буду спасен!
Я надеялся, что так оно и будет, тем более что вскоре прозвучал третий выстрел, вселивший в меня уверенность, что на корабле все-таки заметили мой костер.
Я поддерживал огонь весь вечер и в течение всей ночи, время от времени спускаясь в рощу за дровами, но выстрелы прекратились. Когда совсем рассвело, я сразу схватился за подзорную трубу, однако опять ничего не смог разобрать из-за туманной мглы, хотя море немного успокоилось и ветер совершенно стих. Единственное, что мне удалось разглядеть, – это неподвижный силуэт, чернеющий рядом с цепью рифов у южной оконечности острова.
Весь день я следил за этим таинственным силуэтом и ломал голову над тем, что может означать его полная неподвижность. Наконец я предположил, что это корабль, стоящий на якоре, и, чтобы получить подтверждение своей догадки, отправился в юго-восточную часть острова. Ружье было со мной, но признаюсь честно: в тот момент я и думать забыл о дикарях – настолько вчерашнее происшествие волновало меня.
Я выбрался к скалам, поднялся на пригорок, с которого когда-то наблюдал прихотливую игру течений, и вздох разочарования вырвался из моей груди: передо мной был лишь остов корабля, очевидно разбившегося этой ночью о рифы. Мне было бесконечно горько и от моей ошибки, и от того, что здесь наверняка погибли люди. Моряки не могли знать, что течение несет их во мраке к скалистому мысу, ну а шторм довершил остальное, швырнув корабль на рифы, почти полностью покрытые водой. Едва ли с корабля могли видеть остров, и третий выстрел орудия был не ответом на мой сигнальный огонь, а отчаянным и безнадежным призывом о помощи. Я же расценил его так, как мне хотелось, а действительность оказалась совсем иной.
Существовало три варианта событий. Первый, самый печальный: моряки с наткнувшегося на рифы корабля спустили на воду шлюпки и попытались спастись, однако их постигла та же участь, что и наш экипаж – шлюпка затонула и никто не сумел достичь берега. Шлюпку также могло унести в открытое море, где, скорее всего, спасшихся моряков ждала голодная смерть или гибель от жажды. И наконец, – я отчаянно надеялся на это – корабль был торговым, плыл в составе каравана и всему экипажу, несмотря ни на что, удалось спастись, перебравшись на другое судно. Я хорошо представлял, как сложна и опасна такая операция, но все-таки хотел верить, что все обошлось благополучно…
Мне было до слез жаль этих людей, ибо я сам когда-то пережил нечто подобное. И вот результат, с горькой усмешкой подумал я: судьба была ко мне милосердной и одновременно жестокой, поскольку дважды у берегов этого острова терпели крушение корабли, а остаться в живых довелось мне одному. Я прошептал: «Господи, пусть случится чудо и хотя бы одному из этих несчастных моряков удастся спастись! У меня был бы товарищ, вдвоем нам было бы не так тяжело жить на этом острове… и все изменилось бы к лучшему…»
Однако мне не суждено было что-либо узнать об участи экипажа.